Миссис Мег снова принялась за шитье и изучала не до конца обметанную петлю с таким интересом, что не заметила выражения на лице сына. Он широко улыбался длинным рядам поэтов, словно даже в своей стеклянной тюрьме они могли понимать его и радоваться вместе с ним первому безоблачному рассвету великого чувства, так хорошо им знакомого. Но Деми был благоразумным молодым человеком и никогда не поступал необдуманно. До сих пор он едва ли сам точно знал, чего хочет, и был согласен ждать, пока чувство, трепет еще не развернувшихся крыльев которого он начал чувствовать, не выскользнет из своего кокона, готовое высоко взлететь в лучах солнечного света, чтобы искать и добиваться прелестной подруги. Он еще ничего не сказал ей, но за него говорили его темные глаза, и неосознанная побочная интрига присутствовала во всех маленьких пьесах, которые он и Элис Хит так хорошо разыгрывали вместе. Она была занята учебой и твердо намерена закончить колледж с отличием, а он стремился добиться такого же успеха в том огромном колледже, который открыт для всех и в котором каждый человек может завоевать почетный приз или лишиться его. Деми не мог предложить своему идеалу ничего, кроме себя самого, и, будучи очень скромным молодым человеком, считал это плохим подарком, пока не докажет, что способен заработать на жизнь и позаботиться о счастье женщины.
О том, что он уже подхватил лихорадку, не догадывался никто, кроме наблюдательной Джози, а она – побаиваясь брата, который бывал довольно грозен, когда она заходила слишком далеко, – благоразумно довольствовалась тем, что наблюдала за ним, как маленькая кошечка, готовая прыгнуть на добычу, едва лишь заметит первые признаки слабости. В последнее время Деми завел привычку в задумчивости играть перед сном у себя в комнате на флейте, делая этого мелодичного друга своим доверенным лицом и вкладывая в музыку все нежные надежды и опасения, наполнявшие его сердце. Миссис Мег, поглощенная домашними делами, и Дейзи, которая не любила никакой музыки, кроме скрипки Ната, не обращали внимания на эти камерные концерты, но Джози всегда бормотала про себя с озорным смешком: «Дик Свивеллер думает о своей Софи Уэклс»[230]
, – и ждала удобного случая, чтобы отомстить за некие воображаемые обиды, нанесенные ей Деми, который всегда брал сторону Дейзи, когда та пыталась обуздать своевольный дух младшей сестры.В этот вечер такой случай представился, и она воспользовалась им в полной мере. Миссис Мег как раз кончала обметывать петлю, а Деми все еще беспокойно бродил по комнате, когда из кабинета донесся звук захлопнутой книги, за которым последовали звучный зевок и появление в гостиной юной ученицы. Вид у нее был такой, словно в ней боролись сонливость и желание созорничать.
– Я услышала мое имя. Говорили обо мне что-то плохое? – спросила она, присаживаясь на ручку кресла.
Мать рассказала о приятной новости. Джози, разумеется, обрадовалась, но Деми принял ее поздравления со снисходительным видом, который навел ее на мысль, что слишком большое удовлетворение для него вредно, и побудил добавить каплю дегтя в его бочку меда.
– Я слышала, вы еще что-то говорили о нашей пьесе, и хочу вам сказать, что собираюсь внести немного разнообразия в спектакль, добавив к тексту моей роли песню. Вот эта подойдет? – И, присев к фортепьяно, она запела следующие слова на мелодию популярной песни:
Она не смогла продолжить: Деми, покраснев от гнева, бросился к ней, и в следующий момент очень проворная молодая особа уже ловко увертывалась, бегая вокруг столов и стульев от азартно преследующего ее будущего партнера фирмы «Тайбер и K°».
– Мартышка, как ты посмела рыться в моих бумагах? – кричал разгневанный поэт, безуспешно пытаясь схватить дерзкую девчонку, которая прыгала туда и сюда, помахивая перед ним листком бумаги.
– Я не рылась! Я нашла это в большом словаре! Так тебе и надо за то, что оставляешь свою чепуху, где попало. Разве тебе не понравилась моя песенка? Такая миленькая!
– Я научу тебя такой песне, которая тебе не понравится, если ты не отдашь мне мой листок.
– Возьми его, если можешь, – и Джози исчезла в кабинете, чтобы кончить там дело миром, так как миссис Мег уже восклицала:
– Дети, дети, не ссорьтесь.
Листок бумаги уже был в огне к тому моменту, когда в кабинет влетел Деми. Увидев, что яблоко раздора исчезло, он тут же успокоился.
– Я рад, что он сгорел. Мне он не так уж нужен. Просто стихи, которые я пытался положить на музыку для одной девушки. Но я прошу тебя оставить мои бумаги в покое, а иначе возьму назад все слова, которые сказал сегодня маме, когда уговаривал ее позволить тебе играть на сцене так часто, как тебе хочется.