Маленькие женщины

Никто не помогал одеваться Элис, так как Дейзи была в соседней комнате со своей матерью, так что даже их любящие глаза не видели ни радости, с которой был принят маленький букет, ни слез, ни улыбок, ни румянца, которые появлялись и исчезали, пока она читала записку и обдумывала свой ответ. Она не сомневалась в том, какой ответ ей хочется дать, но дать его мешало чувство долга: дома осталась прикованная к постели мать и старый отец. Там была нужна вся та помощь, какую могла она принести теперь со своими знаниями и умениями, полученными за четыре года учебы. Любовь манила, и жизнь с Джоном в собственном домике представлялась маленьким раем на земле… но не сейчас. И она медленно отложила полностью распустившуюся розу, пока сидела перед зеркалом, обдумывая ответ на великий вопрос ее жизни.

Будет ли разумным и доброжелательным поступком попросить Деми подождать, связать его каким-то обещанием или хотя бы просто вложить в ответные слова любовь и уважение, которые она испытывала к нему? Нет, будет благороднее, если она пожертвует только своими чувствами, а его избавит от страдания, вызванного отсрочкой. Он молод, он забудет, а она, вероятно, сумеет лучше исполнить свой долг, если никакой нетерпеливый влюбленный не будет ждать ее. Слезы затуманили ее глаза, рука медлила, держа стебель, который Деми заботливо избавил от шипов, но она все же отложила полураскрывшуюся розу вслед за первым, пышным цветком и спросила себя, может ли она приколоть к своему платью хотя бы маленький бутон. Рядом с двумя другими цветками он казался совсем невзрачным и бледным, однако в том настроении самопожертвования, которое приносит настоящая любовь, она чувствовала, что даже малая надежда – это слишком много, если за ней не последует нечто большее.

И так она сидела, печально глядя на символы любви, что с каждым мгновением становились ей все дороже, а звуки голосов, на которые она сначала не обращала внимания, доносились до нее из соседней комнаты. Не слышать было невозможно – открытые окна, тонкие перегородки, неподвижные летние сумерки, – но через несколько минут она уже не могла не вслушиваться: Дейзи и миссис Мег заговорили о Джоне.

– Как любезно со стороны Людмилы привезти нам столько бутылочек настоящего немецкого одеколона! Именно то, что нам нужно, чтобы освежиться после такого утомительного дня! Не забудь передать одну Джону. Он очень любит немецкий одеколон.

– Хорошо, мама. Ты видела, как он вскочил, когда Элис кончила выступление? Он бросился бы к ней, если бы я его не удержала. И меня не удивляет, что он был доволен и горд. Я сама так хлопала ей, что испортила перчатки, и совершенно забыла, что не люблю, когда женщины выступают с речами со сцены. Она говорила так искренне, естественно и мило с первого мгновения.

– Он сказал что-нибудь тебе, дорогая?

– Нет, и я догадываюсь почему. Добрый мальчик боится, что его слова меня огорчат. Совсем не огорчат! Но я знаю его характер, так что ни о чем не спрашиваю и жду, когда он сам заговорит. Надеюсь, что все у него будет хорошо.

– Обязательно будет. Ни одна девушка в здравом уме не откажет нашему Джону, хотя он не богат и никогда богатым не будет. Дейзи, я очень хочу, чтобы ты узнала, как он поступил со своими деньгами. Я услышала все от него самого вчера вечером, но у меня с тех пор еще не было удобной минуты, чтобы рассказать тебе. Он отправил этого бедного юношу, Бартона, в больницу, где тому спасли зрение. Лечение было продолжительным и обошлось в большую сумму, но теперь молодой человек сможет работать и заботиться о пожилых родителях. Юноша был в отчаянии, больной и бедный, и слишком гордый, чтобы просить о помощи. Наш дорогой мальчик узнал об этом и тут же взял все свои сбережения, до последнего цента, ничего не сказав даже мне, пока я не добилась от него признания.

Элис не слышала, что ответила Дейзи, так как была захвачена своими собственными чувствами – теперь уже счастливыми, если судить по улыбке, что сияла в ее глазах, и решительному жесту, которым она приколола маленький бутон на грудь, словно говоря: «Он заслуживает награды за свой благородный поступок, и он ее получит».

Миссис Мег продолжала говорить, и беседа шла по-прежнему о Джоне, когда Элис снова услышала голоса:

– Найдутся люди, которые скажут, что Джон поступил неразумно и опрометчиво, поскольку у него самого не так много денег, но я считаю, что его первое капиталовложение и надежно, и полезно, ибо «благотворящий бедному дает взаймы Господу»[291], и я была так довольна и горда, что не захотела испортить его радость, предложив хотя бы цент из моих денег.

– Я думаю, он не говорит Элис о своих чувствах именно потому, что не может пока ничего предложить. Он так честен; он не попросит ее руки, пока не будет иметь достаточно средств, чтобы жениться. Но он забывает, что любовь – это все. Я знаю, что он богат любовью, и каждая женщина была бы рада получить такую любовь.

– Ты права, дорогая. У меня было такое же чувство, и я была готова трудиться и ждать вместе с моим Джоном и ради него.