Маленькие женщины

– Он не умрет, но останется жить, чтобы раскаяться в том, что он, возможно, совершил. Так что не терзай меня мрачными намеками, Тедди. Пусть даже он нарушил все десять заповедей, я буду поддерживать его, и ты тоже, и мы поставим его на ноги и еще сделаем из него хорошего человека. Я знаю, пережитое не испортило его; это видно по выражению его страдальческого лица. Не говори никому ни слова, и я скоро узнаю правду, – отвечала миссис Джо, по-прежнему оставаясь верной своему «смутьяну», хотя и глубоко огорченная тем, что услышала.

Несколько дней Дэн отдыхал и видел мало людей, затем хороший уход, приятное окружение и домашний комфорт начали сказываться на его настроении. Он сделался больше похожим на прежнего Дэна, хотя все еще оставался очень молчаливым, ссылаясь на распоряжение доктора, запретившего ему много разговаривать. Каждому хотелось повидать его, но он избегал всех, кроме старых друзей, и не желал, чтобы «с ним носились», как сказал Тед, разочарованный тем, что не может покрасоваться перед гостями в обществе своего храброго друга.

– Любой мужчина, находясь там, сделал бы то же самое, разве не так? Зачем же поднимать шум вокруг меня? – спросил герой, скорее стыдясь своей слабости, чем гордясь сломанной рукой, которая выглядела так романтично в гипсовой повязке.

– Но разве не приятно думать, Дэн, что ты спас двадцать жизней и вернул мужей, сыновей и отцов женщинам, которые их любили? – спросила миссис Джо однажды вечером, когда они, отослав нескольких посетителей, остались вдвоем.

– Очень приятно! Я уверен, что только это чувство поддерживает во мне жизнь. Да мне приятнее совершить такой поступок, чем сделаться президентом или любым другим важным лицом! Никто не знает, какое это утешение для меня думать, что я спас двадцать жизней и с лихвой возместил… – тут Дэн умолк; его явно переполняли какие-то сильные чувства, ключа к пониманию которых не было у его слушательницы.

– Это прекрасно: спасти жизнь другому, рискуя собственной, как это сделал ты, – начала миссис Джо, желая, чтобы он продолжил говорить искренне и пылко, как всегда говорил раньше.

– «Кто станет сберегать жизнь свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее»[299], – пробормотал Дэн, пристально глядя в веселый огонь камина, который освещал комнату и окрашивал его лицо своими красноватыми отблесками.

Услышав из его уст эти слова, миссис Джо была так поражена, что радостно воскликнула:

– Значит, ты сдержал свое обещание и читал ту книжечку, что я дала тебе?

– Я часто читал ее, но не сразу начал. Я пока еще мало знаю, но готов учиться, а это уже кое-что.

– Это все! О мой дорогой, расскажи мне, где ты читал ее! Я знаю, что-то лежит тяжким грузом у тебя на сердце. Позволь мне помочь тебе нести твое бремя и тем сделать его легче.

– Я знаю, это помогло бы мне, и сам хотел бы все рассказать, но есть вещи, которых даже вы не сможете простить, а если и вы отречетесь от меня, боюсь, мне не удержаться на плаву.

– Матери могут простить что угодно! Расскажи мне все и не сомневайся. Я никогда не отрекусь от моего мальчика, даже если весь мир отвернется от него.

Миссис Джо взяла его большую худую руку в обе свои и держала крепко, в молчании ожидая, пока это поддерживающее прикосновение не отогреет сердце бедного Дэна и не даст ему смелость заговорить. Сидя в своей давней позе, обхватив голову руками, он медленно рассказал ей все, ни разу не подняв глаза, пока не прозвучало последнее слово.

– Теперь вы все знаете… Можете вы простить убийцу и принимать бывшего заключенного в вашем доме?

В ответ она лишь обняла его, положила его остриженную голову себе на грудь, и глаза ее были полны слез, так что она лишь смутно видела выражение надежды и страха, делавшее такими трагическими его собственные глаза.

Этот ответ был лучше, чем любые слова, и бедный Дэн прильнул к ней в безмолвной благодарности, чувствуя благословение материнской любви – этот божественный дар, который утешает, очищает и укрепляет всех, кто его ищет. Две или три крупные горькие слезы упали и спрятались в складках небольшой шерстяной шали, на которой лежала щека Дэна, и никто никогда не узнал, как хорошо и уютно было ему после тех жестких подушек, что так долго были его уделом. Страдания души и тела сломили его волю и гордость, и, когда с его плеч сняли часть тяжкой ноши, он испытал такое чувство облегчения, что на миг умолк, чтобы насладиться им в немом восторге.

– Мой бедный мальчик, как ты страдал весь этот год! А мы-то думали, что ты свободен как ветер! Почему ты ничего не написал нам, Дэн, и не позволил помочь тебе? Разве ты сомневался в своих друзьях? – спросила миссис Джо; глубокое сочувствие заставило ее забыть все другие эмоции, когда она приподняла его спрятанное в складках ее шали лицо и взглянула с упреком в большие запавшие глаза, которые теперь встретили ее взгляд прямо и откровенно.