— Нечего вам проповедывать. Я поеду в Вашингтон повидаться с Бруком; там весело, и я развлекусь немножко после всех этих историй.
— Вот-то веселье вам будет! Ах, кабы я могла также удрать! — сказала Джо, забывая о своей роли ментора и увлекаясь картиной походной жизни в столице.
— Ну так поедемте вместе. Отчего бы нет! Поезжайте, чтобы сделать сюрприз нашему отцу, а я расшевелю Брука. Это будет славная штука; право, отправимся, Джо! Мы оставим записку, что, дескать, мы совсем благополучны, а сами поскачем. У меня достаточно денег; вам это принесет пользу, а дурного тут ничего не будет, так как вы поедете к отцу.
С минуту Джо была готова согласиться, потому что план этот, по своей дикости, как раз пришелся по ее вкусу.
Ей надоели хлопоты и заточение, она рвалась к перемене, а мысль об отце особенно заманчиво перемешивалась с новыми для нее перспективами и прелестями лагеря и больницы, свободы и веселья.
Глаза ее сверкали, и она в раздумье глядела в окно, но тут взор ее упал на старый дом, и она печально, но решительно покачала головой.
— Если бы я была мальчиком, мы и отправились бы вместе и отлично бы повеселились; но так как я только жалкая девчонка, то и должна вести себя добропорядочно и оставаться дома. Не искушайте меня, Тэдди, — это невозможный план.
— То-то и хорошо! — начал Лори, который находился в припадке неукротимости и желал совершить что-нибудь необычайное во что бы то ни стало.
— Замолчите! — закричала Джо, затыкая уши. — Мой удел — всякие грации и манеры, и я должна приноравливаться к этому. Я пришла читать вам мораль, а не слушать вещи, которые меня самоё заставят дурачиться.
— Я знал, что Мегги забраковала бы начисто такое предложение, но я надеялся, что вы будете умнее, — начал Лори вкрадчиво.
— Тише, гадкий мальчик. Сидите и думайте о ваших собственных прегрешениях, вместо того, чтобы подбивать еще меня на грех. Если я добьюсь от дедушки, чтобы он извинился за толчок, согласитесь ли вы не удирать? — спросила Джо серьёзно.
— Да, только это вам не удастся, — отвечал Лори, который в душе желал помириться, но чувствовал, что его оскорбленное достоинство требовало предварительного удовлетворения.
— Лишь бы справиться с молодым, а со стариком-то уж справлюсь, — пробормотала Джо, уходя и оставляя Лори, сидящего пригорюнившись над железнодорожной картой.
— Войдите! — прозвучал резче обыкновенного резкий голос мистера Лоренца, когда Джо постучалась у его двери.
— Это я, сэр; я пришла возвратить книгу, — смиренно проговорила она, входя.
— А другой вам не нужно? — спросил старый джентльмэн, имевший очень хмурый и огорченный вид, но старавшийся скрыть это.
— Да, пожалуйста, мне там так понравился старый Сам, что я бы хотела прочесть второй то, м — возразила Джо, надеясь задобрить его вторым приемом «Босуелль Джонсона»[27]
, так как он особенно рекомендовал это забавное сочинение.Нахмуренные брови разгладились немного, пока он придвигал лестницу к той полке, на которой помещались творения Джонсона. Джо вскарабкалась на лестницу и, сидя на верхней ступеньке, притворялась, что ищет себе книгу, придумывая между тем, как бы ввести на сцену опасный предмет своего визита. По-видимому, мистер Лоренц подозревал, что в ее уме бродило что-то, потому что быстро обойдя комнату несколько раз, он вдруг остановился перед ней и заговорил так внезапно, что «Расселас»[28]
стремглав полетел на пол из ее рук.— В чем там попался этот мальчишка? Ну, уж не старайтесь выгородить его! По одному тому, как он вел себя, когда пришел домой, я убежден, что он напроказил. Я не мог добиться от него ни слова; а когда пригрозил ему, что вытрясут него всю правду, он удрал наверх и заперся в своей комнате.
— Он был виноват, но мы простили его и обещали все никому не говорить ни слова, — начала Джо неохотно.
— Это не годится; нечего ему прикрываться обещаниями мягкосердечных девочек, как вы. Если он сделал что-нибудь дурное, то должен во всем признаться, просить прощения, и его надо наказать. Выкладывайте всё, Джо! Я не хочу оставаться в потемках!
Мистер Лоренц казался таким встревоженным и говорил так решительно, что Джо с удовольствием спаслась бы бегством, если бы могла; но она сидела высоко на лестнице, а он стоял внизу у подножия, как лев, преграждающий путь, — так что ей оставалось только ждать и вытерпеть все до конца.
— Право, сэр, я не могу сказать вам — мама запретила. Лори повинился, просил прощения и был довольно наказан. Мы молчим не затем, чтобы прикрыть его, но другую особу, и если вы вмешаетесь, это будет еще хуже. Пожалуйста, не делайте этого; это была отчасти моя вина, но теперь все уладилось, так что всего лучше забыть все это и говорить о «Бродяге»[29]
или о чем-нибудь другом, более приятном.— Очень нужно мне вашего «Бродягу»! Слезайте вниз и дайте мне слово, что мой сорванец не натворил ничего неблагодарного или дерзкого. Если же сделал что-нибудь подобное после всей вашей доброты к нему, то я изобью его собственными руками.