Маленькие женщины, или Детство четырех сестер

— Я до того полна счастья, что если бы еще папа был здесь, то у меня бы не нашлось места ни для одной лишней капельки, — сказала Бетси, вздыхая даже от удовольствия, пока Джо относила ее в классную, чтоб она отдохнула там от волнения и освежилась одною из тех чудесных виноградных кистей, которые поднесла ей «Юнгфрау».

— И я также! — отвечала ей Джо, похлопывая по карману, в котором покоилась давно желанные «Ундина» и «Синтрам»[30].

— А я и подавно! — отозвалась Эмми, рассматривая гравюру «Мадонны с младенцем», которую мать подарила ей в хорошенькой рамке.

— Конечно, и я тоже! — закричала Мегги, оправляя серебристые складки своего первого шелкового платья, так как мистер Лоренц настоял на этом подарке.

— А мне-то как же не быть счастливой, — сказала миссис Марч с благодарностью, перенося взор с письма мужа на улыбающееся личико Бетси и проводя рукой по брошке, состоящей из медальона с седыми золотыми, каштановыми и темно-русыми волосами, которою девочки только что закололи ее воротничок.

В этом будничном мире время от времени случаются чудесные вещи, точно в сказках, и это немалое утешение. Как раз через полчаса, после того как было заявлено всеми, что остается место разве только еще для одной капельки счастья, эта последняя благодатная капля упала им, как говорится, с неба. Лори отворил дверь гостиной и тихохонько просунул туда свою голову. Появление его подействовало так же, как если бы он проделал какое-нибудь антраша или издал воинственный крик индейцев; лицо его выражало такое подавленное волнение, а голос звучал такой предательской радостью, когда он сказал странным, задыхающимся голосом: «Вот еще рождественский подарок для семейства Марч», что все вскочили разом.

Прежде чем слова эти замерли, он скрылся куда-то и на его месте появился высокий мужчина, окутанный до самых глаз и поддерживаемый другим, тоже высоким мужчиной, который силился сказать что-то, но не мог ничего выговорить. Конечно, произошло всеобщее смятение и на несколько минут, по-видимому, все потеряли головы, произошли самые странные вещи и никто не произнес ни слова. Мистер Марч исчез в объятиях жены и трех пар детских рук; Джо чуть-чуть не осрамилась, едва не упав в обморок, так что Лори пришлось отпаивать ее водой в кладовой, куда она убежала; мистер Брук поцеловал Мегги, — совершенно нечаянно, как он объяснил несколько бессвязно потом, а Эмми, преисполненная достоинства Эмми, полетела через табурет и, не думая подниматься на ноги, обнимала и обливала слезами сапоги отца самым трогательным образом. Миссис Марч опомнилась первая и протянула руку, с увещанием: «Тише! Подумайте о Бетси!»

Но было уже поздно: дверь классной распахнулась, красное одеяльце показалось на пороге (радость придала силы ее слабым ногам) — и Бетси бросилась прямо в объятия отца. Все равно, что бы ни случилось потом, но тут сердца всех переполнились, и вся горечь прошедшего унеслась, оставив только прелесть настоящего. Хотя оно было и не поэтично, но веселый хохот возвратил всех к действительности, когда увидели, что Анна стояла за дверью, рыдая над жирной индейкой, которую она забыла высадить из печки, убегая впопыхах из кухни. Когда смех утих, миссис Марч принялась благодарить мистера Брука за его дружеские заботы об ее муже, причем мистер Брук внезапно вспомнил, что мистеру Марчу требуется отдых и, захватив Лори, поспешил удалиться. Тогда обоих больных пригласили отдохнуть, что они и исполнили, усаживаясь вдвоем в большом кресле и принимаясь деятельно разговаривать.

Мистер Марч рассказал, как ему хотелось сделать им сюрприз и как, когда настала хорошая погода, доктор позволил ему воспользоваться этим; потом говорил о том, до чего заботлив был Брук и какой он вообще превосходный молодой человек. Тут мистер Марч остановился на минутку и, взглянув на Мегги, усиленно разгребавшую угли в камине, посмотрел на жену, с вопросительным движением бровей, — вы можете представить себе каким, — на что миссис Марч ласково кивнула головой и спросила, очень торопливо, не желает ли он чего-нибудь скушать.

Джо видела все это и поняла взгляд; она нахмурившись отправилась за вином и супом и, хлопнув дверью, проворчала себе под нос: «Я ненавижу превосходных молодых людей с карими глазами!»

Никогда не бывало такого веселого рождественского обеда, какой был у них в этот день. Индейка оказалась просто царским кушаньем, когда Анна подала ее нафаршированною и разукрашенною разными снадобьями. Плом-пудинг просто таял во рту, а желе было такое, что Эмми накинулась на него, как муха на банку с медом. Все вышло отлично, «просто на диво», как выразилась Анна, потому что «я уж так была взволнована, матушка, что просто каким-то чудом не зажарила пудинга вместо индейки, не нафаршировала индейку изюмом и не положила ее вариться в салфетке заместо него!»