Теперь, проводя время в темной комнате с маленькой больной сестрой, прислушиваясь к голоску, раздававшемуся в бреду, Джо научилась ценить всю прелесть кроткого характера Бетси, почувствовала, какое глубокое, теплое местечко принадлежало ей в сердце каждого, и оценила ее бесхитростное стремление жить для других и делать счастливыми всех домашних посредством самых простых качеств, которые доступны всякому и которые каждый полюбит и оценит не менее, чем таланты, богатство и красоту. Эмми страстно стремилась домой из своего изгнания, желая работать для Бетси, чувствуя, что теперь никакое дело не могло казаться тяжелым или скучным, и вспоминая с огорчением и раскаянием, как много трудились за нее эти услужливые ручки. Лори бродил по дому как тень, а мистер Лоренц запер накрепко большой рояль, потому что он слишком напоминал ему о маленькой соседке, которая помогала ему так приятно проводить сумерки. Всем и каждому недоставало Бетси. Молочник, булочник, лавочник, мясник — все справлялись о том, каково ей; бедная миссис Гуммель пришла извиниться в своем легкомыслии и попросить саван для Мины; соседи присылали всякого рода утешения и добрые пожелания, так что все домашние даже удивлялись тому количеству друзей, которых успела приобрести маленькая застенчивая Бетси.
Между тем больная лежала в своей постели, и рядом с ней уложили и старую Жанну, потому что даже в бреду она не забывала о своей убогой protégée. Она тосковала о своих кошках, но не хотела, чтобы их приносили, из боязни, что и они могут заболеть, а в часы сознания сильно тревожилась за Джо. Бетси давала нежные поручения к Эмми, просила всех сказать маме, что скоро напишет ей, и часто требовала карандаша и бумаги, желая попробовать написать словечко, чтобы папа не подумал, что она забыла о нем. Но скоро даже эти светлые промежутки прекратились, и долгие часы проводила она, метаясь из стороны в сторону, с бессвязными словами на губах, или засыпала тяжелым сном, который нисколько не освежал её. Доктор Бангс стал приходить по два раза в день, Анна не ложилась по целым ночам. У Мегги в конторке лежала заготовленная на всякий случай телеграмма, а Джо не отлучалась ни на минуту от сестры.
Первое декабря было для них настоящим зимним днем, на дворе дул резкий ветер, снег падал густыми хлопьями и по всему видно было, что старый год на исходе. Когда же доктор Бангс пришел в это утро, он долго смотрел на Бетси, с минуту подержал ее горячую ручку в обеих руках, потом нежно положил её на одеяло и тихо обратился к Анне с словами: «Если миссис Марч может оставить своего мужа, её лучше бы вызвать сюда». Анна молча кивнула головой, так как губы ее судорожно сжались; Мегги опустилась на стул, как будто силы покинули её при этих словах; а Джо, простояв с минуту с побледневшим лицом, опрометью бросилась в гостиную, схватила телеграмму и, набросивши на плечи теплую одежду, выбежала прямо на метель. Скоро она вернулась, и, пока тихонько снимала свой плащ, Лори вошел с письмом, говоря, что мистеру Марчу опять лучше. Джо с благодарностью прочла письмо, но это не облегчило тяжести, лежавшей на ее сердце, и ее лицо выражало такое сильное огорчение, что Лори быстро спросил:
— Что такое? Разве Бетси хуже?
— Я послала за мамой, — отвечала Джо с трагическим выражением, возясь над своими галошами.
— Бог с вами, Джо! Вы это сделали по собственному побуждению? — спросил Лори, усаживая её на стул в передней и снимая непокорные галоши, так как он видел, что руки ее дрожали.
— Нет, доктор приказал.
— О, Джо, неужели уж так плохо? — воскликнул Лори с испуганным лицом.
— Да; она не узнает никого, она даже перестала говорить о стаях зеленых голубей, как она называет виноградные листья на стене, она стала совсем не похожа на мою Бетси, и никого-то нет тут с нами, чтобы помочь нам переносить горе — папа и мама в отсутствии, а Бог так далеко, что, кажется, и не услышит нас.
Слезы струились по щекам бедной Джо, она беспомощно протянула руки вперед, как будто блуждая в темноте; Лори взял её за руки и сказал как можно ласковее, чувствуя, что ему самому что-то сдавливает горло:
— Я тут, держитесь за меня Джо, милая!
Она не могла говорить, но последовала совету «держаться», и горячее пожатие дружеской, человеческой руки облегчило ее наболевшее сердце. Лори очень хотелось сказать что-нибудь нежное и утешительное, но он не находил подходящих слов и потому промолчал, ласково гладя её по опущенной голове, как обыкновенно делала ее мать. Это было самое лучшее, что он мог придумать, нечто гораздо более действительное, чем самые красноречивые слова, так как Джо почувствовала его невысказанное участие и поняла без всяких слов, какое утешение приносит в скорби дружеская привязанность. Скоро она отерла облегчившие ее слезы и благодарно взглянула на юношу.
— Благодарю вас, Тэдди, мне теперь гораздо лучше, я уже не чувствую себя такой одинокой и постараюсь перенести это, если придется.
— Главное — не переставайте надеяться на лучшее; это вам поможет больше всего, Джо. Скоро ваша мать будет здесь, и тогда все пойдет отлично.