Маленький чайный магазинчик в Токио

– Это был единственный рейс, на который можно было получить повышение класса обслуживания, и он подумал, что вам это понравится. Нам будет очень грустно, когда вы уедете.

– Но вы вернетесь, чтобы с нами повидаться, – сказала Харука, как будто это был факт, а не просьба.

– С-спасибо… Не знаю, что сказать…

Все это было так неожиданно, но теперь, когда поступило предложение, ей вдруг отчаянно захотелось домой. Поспать в своей постели и поесть тосты с мармайтом. Ей нравилось знакомиться с японской кухней и культурой, но она умирала от желания выпить чашечку пакетированного чая с печеньем, сидя в комнате с звуконепроницаемых стенами и центральным отоплением – хотя она бы не отказалась забрать домой столик котацу.

– У меня есть кое-что для вас, – она вручила женщинам по альбому.

Они открыли первую страницу каждого из альбомов. Сэцуко вздохнула и приложила руку к сердцу. Харука просто кивнула. А затем они обе, в полном согласии и с обычным спокойным почтением, настояли на том, чтобы сесть за стол котацу и должным образом рассмотреть альбомы.

Они молча переворачивали страницы, время от времени кивая. Фиона, затаив дыхание, ожидала их реакции, но она не нервничала. Это была одна из ее самых лучших работ. Уважение и восхищение, которые она испытывала к семье Кобаши, были запечатлены на каждой фотографии. Ее привязанность к этим двум женщинам нашла отклик на страницах альбома. Еще не рассмотрев альбомы до конца, каждая из них положила ладонь на руку Фионы.

– Спасибо, – прошептала Сэцуко, положив другую руку на альбом. – Так красиво!

Харука не сказала ни слова, но одинокая слеза скатилась по ее обычно бесстрастному лицу, и она торжественно поклонилась Фионе. Они посидели в тишине еще несколько минут, и Фиона не могла вспомнить, когда еще она испытывала настолько же приятное чувство оттого, что получилось сделать что-то действительно значимое.

Со свойственной им добротой две женщины помогли Фионе собрать вещи: свернули ее одежду, восхищаясь кожаной курткой, в которой она решила поехать.

– Не могли бы вы это куда-нибудь деть? – спросила Фиона, показывая мохнатое поношенное пальто.

– А можно я его возьму?! – раздался внезапный крик из другой комнаты, и в проеме дверей сёдзи появилась Маю. Да, Фионе определенно хотелось домой, где стены не такие тонкие.

– Думаю, да. – Фиона рассмеялась, а девушка тут же его надела и стала изображать модель – будущий мастер чая, но пока бунтующий подросток.

– Это круто!

– Оно некрасивое, – сказала Харука, даже не извиняясь перед Фионой. – Я в отчаянии.

Она хмуро посмотрела на внучку и покачала головой.

– Просто ушло его время, – сказала Фиона, – но я рада, что тебе нравится.

Это было символом ее движения вперед. Гейб разбил ей сердце, но, признав, что считал ее привлекательной, он освободил ее оттого ужасного чувства неудачи и унижения, которое повлияло на многие решения и ограничивало ее. Отношения у них не сложились, но теперь она себя уважает – а это дорогого стоит. Теперь она стала девушкой, которая носит кожаные куртки!

Глава 26

Утром у Гейба раскалывалась голова от долгих ночных размышлений, но он вскочил с постели – у него была цель! Спустившись по лестнице в студию, он задумался: может, не пить кофе и сразу пойти к Харуке. Кофе победил, и, пока он ждал, когда кофемашина его сварит, включил компьютер. Гейб стоял и изучал фотографии, сделанные им за последние пару недель. Они были хороши, более чем хороши. К нему вернулось вдохновение. Он понимал, что фотографии Кена прекрасны. Предложения от журналов теперь поступали постоянно, и ему не терпелось заняться новыми заказами.

Потягивая кофе, он изучил последнюю партию снимков, над которыми работал прошлой ночью, обрезал так, чтобы тема и композиция оказались в центре внимания – какой же он молодец! Он работал энергично и честно, чего довольно давно не хватало. Он назвал Фиону Спящей красавицей, но именно он ходил как во сне последние три года.

Гейб поморщился. Забавно, как быстро подобная сцена может снять накал страстей. На самом деле Юми никого не любила, кроме себя… С грустью он признал, что она, вероятно, никогда не любила его так сильно, как он ее. Их обоих устраивало быть вместе, для их карьеры и их образа жизни; это вошло в привычку, а потом, когда она вышла замуж, гордость заставила его держаться за дружбу, чтобы продемонстрировать любопытствующим, что он настоящий мужик и способен принять ее отказ. И дружба эта была такая же пустая.

Несмотря на эти не слишком поучительные мысли (и осознание того, что большую часть жизни он вел себя как полный придурок), этим утром мир казался ему намного ярче. Жилось как-то легче. Он осмотрел поверхность стола. Карта памяти. Ее нет. Он вздохнул. Он не винил Фиону; он сказал ей ужасные вещи, хотя она тот самый человек, с кем он хотел быть больше всего. За последние две недели он будто пробудился ото сна. Теперь надо загладить свою вину.