Маленький друг

“Заряд чтения”, конечно, образовательная программа, но хоть не такая дурацкая, как “Мистер Роджерс”. Он вяло сунул в рот еще ложку хлопьев – они все разбухли, молоко от красителей позеленело, и только маленькие суфлешки оставались твердыми, как аквариумный гравий. Пару минут назад забегала мать, просунула голову в дверь гостиной, спросила, не хочет ли он ей помочь – она собралась делать печенье; Хили разозлился, вспомнив, что ее ни капельки не огорчил его презрительный отказ. Ну и ладно, бодренько ответила она, как хочешь.

Нетушки, не будет он идти у нее на поводу, не станет делать вид, что ему это интересно. Готовка – для девчонок. Если мать его вправду любит, свозила бы его лучше в боулинг.

Он съел еще ложку хлопьев. Сахарная глазурь растворилась в молоке, и теперь они были совсем невкусные.

Дома у Гарриет время как будто застыло. Никто даже и не заметил, что Хили не пришел, кроме – вот ведь странно – матери Гарриет, которая вряд ли заметила бы, если б налетел ураган и сорвал с дома крышу.

– А где младший Прайс? – крикнула она Гарриет с веранды.

Она называла Хили младшим Прайсом, потому что девичья фамилия его матери была Прайс.

– Не знаю, – сухо отозвалась Гарриет и поднялась к себе в комнату.

Но и тут ей все быстро наскучило – она беспокойно пометалась от кровати к подоконнику, поглядела, как хлещут по карнизам струи дождя, и снова поплелась вниз.

Сначала она бесцельно слонялась по дому, потом Ида выставила ее из кухни, и тогда Гарриет уселась в коридоре – было там укромное местечко, где половицы стерлись до гладкости – и решила поиграть в “десяточки”. Она подбрасывала мяч и монотонно, нараспев считала ходы, ее голос сливался со стуком мяча и убаюкивающим пением Иды из кухни:

От горы оторвался камень, то узрел пророк Даниил…
От горы оторвался камень, то узрел пророк Даниил…
От горы оторвался камень, то узрел пророк Даниил…

Мячик был из твердой пластмассы и отскакивал от пола куда лучше резинового. Когда мячик задевал торчащую из половицы шляпку гвоздя, то со свистом отлетал в сторону. Даже этот гвоздь с черной скошенной набок шляпкой, напоминавшей остроконечную китайскую шапочку, и тот годился на роль невинного, благожелательного предметика, за который Гарриет могла зацепиться мыслями, за столь желанную осязаемую точку посреди временного хаоса. Сколько раз уже Гарриет наступала босой ногой на эту торчащую шляпку? Когда гвоздь вколачивали в половицу, шляпку приплющили и порезаться об нее было нельзя, но однажды, когда Гарриет было года четыре и она ползла на попе по коридору, она за эту шляпку зацепилась трусиками и порвала их: трусики были голубые, из набора “неделька”, их ей купили в “Товарах для малышей”, и названия дней на них были вышиты розовым.

Раз – хлопок, два раза об пол, троечки в подбросе. Стойкая железная шляпка, она не менялась с самого ее детства. Нет, она так и осталась на месте, пряталась тихонько в темной заводи за дверью, пока остальной мир разваливался на глазах. Даже магазин “Товары для малышей”, где еще не так давно Гарриет покупали всю одежду, и тот закрылся. Миниатюрная миссис Райс – с напудренным розовым личиком, огромными очками в черной оправе и увесистым золотым браслетом с кучей подвесок – была неотъемлемой частью детства Гарриет, но потом продала “Товары для малышей”, а сама перебралась в дом престарелых. Вид опустевшего магазина Гарриет не нравился, но всякий раз, проходя мимо, она все равно прижимала нос к стеклу, делала ладони окошечком и заглядывала внутрь. Все занавески посрывали с колец, витрины стояли пустые. На полу валялись обрывки газет, а жутковатые детские манекены – голые, побуревшие, в заплесневелых паричках “под пажа” – бессмысленно таращились в нежилой полумрак.

Иисус был тем камнем, что рухнул с горы…
Иисус был тем камнем, что рухнул с горы…
Иисус был тем камнем, что рухнул с горы…
И Он царства все сокрушит…

Четверочки. Пятерочки. Она чемпион страны по игре в “десяточки”. Нет, чемпион мира. Почти не притворяясь, она с энтузиазмом выкрикивала счет, подбадривала себя, с восторгом прыгала с ноги на ногу, поражаясь своему мастерству. Она так разыгралась, что на минуту даже поверила, будто ей весело. Но, как ни старайся, все равно не забудешь, что никому нет дела до того, весело ей или нет.