– Дайте слово, – произнес я. Это не было просьбой.
– Обещаю.
– Перед смертью Морган сказал мне, что, когда он очнулся в покоях Лафортье, орудие убийства находилось в руках Люччо.
Я рассказал ему все, что услышал от Моргана.
Привратник с бесстрастным видом смотрел в стену.
– Он пытался защитить ее.
– Я думаю, он решил, что Совет может совершить глупость – например, вынести смертный приговор невинному.
На мгновение он закрыл глаза, потом коснулся кончиками пальцев сердца, рта и лба.
– Это многое объясняет.
– Что, например?
Он поднял руку:
– Не все сразу. Я уже говорил тебе, что ущерб психике Анастасии нанесен довольно серьезный. И не потому, что ее толкали на убийство, – как воин, она к такому привыкла. Я полагаю, насильственному изменению подверглись ее эмоциональные установки.
– Эмоциональные установки, – тихо повторил я. – Вы имеете в виду… ее и меня?
– Да.
– Потому что она всегда избегала близости, – предположил я. – До недавней поры.
– Да, – повторил он.
– Значит… я был ей безразличен?
Он пожал плечами:
– Наверняка имелась какая-то основа, на которой все выстроилось. Более чем вероятно, что она питала к тебе искреннюю симпатию и что из этого могло вырасти нечто более серьезное. Но все произошло насильственным путем.
– Кто мог сделать такое? – Я покачал головой. – Нет, это как раз ясно. Зачем ему было это делать?
– Чтобы дотянуться до тебя, скорее всего, – ответил Привратник. – Вероятно, чтобы иметь агента, способного устранить тебя в случае необходимости. В конце концов, ты в буквальном смысле слова единственный из молодых Стражей, кто ни разу не дал Пибоди возможности использовать тебя, поскольку практически не появлялся в эдинбургской штаб-квартире. Кроме этого, ты, возможно, наиболее одаренный и сильный представитель вашего поколения. Поскольку остальные молодые Стражи любят работать с тобой, имелся серьезный шанс, что ты заметишь нечто неладное. В общем, ты представлял для него угрозу.
Мне сделалось немного дурно.
– Вот почему она появилась в Чикаго, когда ей полагалось находиться в Эдинбурге и руководить поисками.
– Почти наверняка, – кивнул он. – Чтобы предупредить Пибоди о том, что ты сидишь у него на хвосте, а еще найти Моргана, чтобы Пибоди мог его убрать, не оставив следа. Одно дело – Морган, погибший от рук правосудия Белого Совета. Но если бы Пибоди это удалось, если бы он убил Моргана и избавился от тела, мы продолжали бы считать, что предатель жив и прячется где-то, неуловимый. Он превратился бы в виртуальный камень у нас на шее.
– И в идеальное прикрытие для Пибоди, – предположил я. – Он мог бы убирать любого, кого захочет, и все считали бы, что это тоже дело рук Моргана.
– Не только Пибоди, – заметил Привратник. – Любой из наших врагов мог бы точно так же извлечь из этого преимущество.
– Это объясняет еще и то, почему он прибыл в Чикаго после того, как я отправил тот вызов Совету. Возможно, он решил, что изобретенный мной информатор – Анастасия. Ему пришлось заглянуть в город, чтобы проверить, держится ли его блокировка. – Я покачал головой. – Я хочу сказать, ему совершенно не обязательно было выходить с тропы в Чикаго, поскольку он знал выход непосредственно на Духоприют. Черт, мне повезло.
– Тоже верно, – согласился Привратник. – Хотя я бы предположил, что везением своим ты обязан продуманности плана. Если бы Морган не действовал быстро, все могло бы обернуться еще хуже. Люччо тоже обвинили бы в убийстве, и ни одна ни другой так и не поняли бы, что произошло. То, что в убийстве обвинили Моргана, уже достаточно плохо – Стражи не потерпели бы, если бы арестовали и их командира, и ее заместителя. Одно это уже могло бы привести к гражданской войне.
– Морган… он любил Люччо, – сказал я.
Привратник кивнул:
– В молодые годы он не скрывал своих чувств. Но она никогда никого к себе не подпускала. Если подумать, перемена в ее поведении сама по себе должна была бы насторожить… правда, она держала свои отношения с тобой в тайне.
Я негромко фыркнул:
– Легко стать подозрительным, когда кто-то превращается в брызжущего слюной психа. А когда кто-то меняется, становясь счастливым, трудно не порадоваться за него.
Привратник улыбнулся-таки, и лицо его на мгновение потеплело.
– Очень верно.
– Значит, она… я имею в виду, когда вы поможете ей, начнете лечить повреждения…
– Это уже началось. Ее подсознание уже боролось некоторое время с чужеродными вторжениями в разум. Даже если она и ощущала что-то такое прежде, тот факт, что это было навязано ее рассудку, не мог не вызвать противодействия.
– Угу, – сказал я. – Пожалуй, пока вся эта история раскручивалась, между нами… какая-то напряженность ощущалась, что ли. Я имею в виду, вроде бы я понимал, что это разрыв, но…
Но здесь речь вообще не шла о любви и утрате. Она меня не любила. Поцелуй Мэдлин, когда та утопила меня в водопаде блаженства, высасывая из меня жизненную силу, доказал, что Анастасия меня не любила. Может, я ей даже не нравился. А может, и нравился. А может, это вообще ни при чем.