Подминая последние ряды крапивы, «Нива» выползла из мокрого леса и быстро покатила в гору. Здесь даже бурьяна почти не было. Бывшая пашня, а затем луг правильным порядком превращались в светлый сосновый бор. Чуть в стороне виднелись развалины совхозного коровника. Совсем на горушке с достоинством дряхлели пяток уцелевших изб. Вид у них был непрезентабельный: вышибленные окна, зияющие проломы дверей. Однако сюда Тит и направился, хотя цивилизованного ночлега обветшавшие дома не обещали. Но именно оттуда к остановившейся машине бежала девочка лет четырех.
– Папа, папа приехал!
Тит подхватил дочь на руки, прижал к груди маленькое тельце.
– Как вы тут отдыхаете?
– Здорово! Мы за черникой ходили, а ночью в озере купались. И еще тут ежик живет. Он так тукает, если его тронуть…
– А мама где?
– Она на кладбище пошла, морок наводить. Там какие-то дядьки хотели в нашу деревню приехать, а мама их запутала, и они в другую деревню попали, пустую.
– Я их видел, когда мимо ехал, – согласился Тит. – Плохие дядьки. Вам с мамой из-за них прятаться придется. За ними полиция приедет, а потом и сюда заглянет на всякий случай.
– А мама и на них морок наведет.
– Нет, на этих ребят морока лучше не наводить.
Девочка завозилась у Тита на руках, ткнулась в шею.
– Ну-ну, – остановил дочку Тит. Он засучил рукав футболки, подставил сгиб локтя. – На, вот тут пей.
Мгновение тонкой и сладостной боли. Девочка довольно зачмокала.
– Пей, пей, – приговаривал Тит. – Я много крови привез, и тебе хватит, и маме, и бабушке на могилу пару капель. Но прятаться вам завтра все равно придется.
Полицейский внедорожник появился в Трибесово вскоре после полудня. В деревне царила полная идиллия. Один из домов был обкошен, и дверь навешена на обе петли. Самого хозяина обнаружили на берегу озера со спиннингом в руках. Одна щучка уже была поймана, и рыбак не терял надежды утроить улов.
Тита похвалили за самообладание и записали как свидетеля, наблюдавшего сборище сатанистов.
– Их поймали? – спросил Тит.
– Куда они от нас денутся? – ответил офицер. – Все в кутузке сидят.
– Это хорошо, – сказал Тит. – Поспокойней в округе будет.
Заруча
– Нюша, я устала!
– И что? Думаешь, я не устала? Я и без того твою корзину тащу! Что мне – и тебя саму на закорках переть? Не хотела я тебя брать – нет ведь, напросилась. Теперь топай, не отставай. Слышь, девчонки куда ушли?
– Поаукать бы…
– Я те поаукаю! Тебя мигом аукалка уведет.
– Это как?
– А вот так. Зааукаешь без дела, а она тебе из-за кустов тоненьким голоском ответит: «Ау!» Ты подумаешь, это свои, и пойдешь к ней, а она отбежит в сторонку и снова: «Ау!» Так и заведет тебя к лешему или в няшу к кикиморе, а то к медведю в берлогу – сиди и не скучай.
– А почему девки аукали?
– Они большие, им можно. А ты ногами-то шевели, в лесу из-за тебя ночевать охоты нет.
– Нюша, не могу больше! Хоть руку дай!
Нюша остановилась, опустила на траву обе корзины: свою полнехонькую и Катькину – с брусникой едва на четверть. Сердито отерла с потного лица налипшую паутину.
– Ишь чего захотела: за ручку тебя взять. А корзину твою в зубах потащу? И вообще, по лесу за руку ходить нельзя – заруча утащит.
– Какая заруча? – прошептала Катюшка.
– Вот этого не скажу. Кто заручу видал, тот уже ничего не расскажет. Ладони у заручи деревянные, на них шипы растут, как на свороборине или ежевике. Только попробуй по лесу с кем-нибудь за ручку пройтись, так заруча и вцепится, не оторвать. Куда она тебя утащит, что сотворит, никто не знает, но косточек твоих и ворон не отыщет. Вишь, вон, летит черный, смотрит за тобой.
Катюша испуганно поглядела на небо. В деревне ворона редко увидишь, над деревней кружат ястребы, плачут по-детски, высматривают цыплят. В лесу ястребов мало, здесь чаще летает ворон. Шорхает о воздух крыльями, негромко произносит: «Кра-кра!» Только попробуй, умри под сосной – спустится и начнет клевать глаза.
Нюша стащила с головы платок, принялась связывать ручки корзин, чтобы можно было нести, перекинув через плечо.
– Чего встала? Вперед иди, а то опять будешь на месте топтаться, а мне, с грузом на плече, тебя ждать.
– Куда идти?
– Вот же тропка. По ней и иди.
– Я боюсь. Там заруча караулит.
– Ты там не бойся, ты меня бойся. Сейчас сорву стрекавину, да по ногам – галопом поскачешь.
Катюша сарафан одернула, ноги прикрыть, и бегом припустила по тропке. Забежала за куст, дух перевела. Куда теперь? Дорожка вроде и есть, вроде и нет ее. Раздваивается на тропочки, и обе несерьезные, как нехоженые. Прошла чуть дальше – вовсе нет пути, ни вперед, ни назад. Нюшу бы кликнуть, да боязно. Шагнула уже безо всякой дороги и остановилась, разиня рот, словно цыпленок перед лисьей мордой. Со старой ели свисало что-то замшелое, тянуло корявую лапу, усаженную иглами шипов:
– Дай ручку, девочка…
– Ой! – попятилась, закрываясь рукавом от страшного.
– Ой! – послышалось за кустами. – Ау! Ау!
Кинулась назад, но там тоже:
– Ау!
– Урм! – рыкнул в чащобе медведь.
– Кра! – подтвердил ворон, высматривая, пора уже спускаться или еще погодить.
– Нюша-а!.. – закричала Катя и помчалась, не разбирая дороги.