– Мы действительно должны отделаться от этой женщины, – сказала слышавшая все это графиня, обращаясь к Маргеритте. – Она нарушает спокойствие всего дома и позорит себя каждый день.
– Поутру она ходила зачем-то к отцу.
– Немного, я думаю, от этого выиграла, – сказала графиня.
На следующее утро Кросби возвращался в Лондон. Перед самым отъездом из замка он получил от Лили Дейл третье письмо. «Сегодня утром я была очень разочарована, – писала между прочим Лили Дейл, – надеялась получить письмо, но не получила. Я знаю, что по приезде в Лондон вы будете исправнее, и потому не хочу бранить вас. В самом деле бранить! Нет, не буду вас бранить, хотя бы ничего не слышала от вас в течение месяца».
Кросби готов был отдать все на свете, если бы только мог вычеркнуть поездку в замок Курси из прошедших событий своего существования.
Глава XXV. Адольф Кросби проводит вечер в своем клубе
Кросби по дороге из замка к ближайшей железнодорожной станции, куда он ехал в догкарте[56], нанятом в гостинице, не мог не вспомнить о том утре, когда недели две тому назад уезжал из Оллингтона. Вспоминая об этом, он вполне чувствовал себя негодяем. В это утро Александрина не вышла из дома, смотреть на его отъезд и ловить последний момент, когда еще видна его удаляющаяся фигура. Так как он отправлялся в дорогу не очень рано, то леди Александрина сидела с ним за чайным столом, но за этим столом сидели также и другие, и потому при прощании она только слегка улыбнулась ему и подала руку. Было уже решено, что Святки он должен провести в замке Курси, как было решено и то, что их ему надо провести в Оллингтоне.
Из всего семейства леди Эмилия более других оказывала ему расположение, и, быть может, из всех других ее благожелательность имела большее значение. Эта женщина не была одарена очень большим умом и не отличалась тонкостью чувств. Она начала жизнь, опираясь на благородство своего происхождения и громко заявляя своим близким, что звание ее отца и фамилия матери возлагают на нее обязанность держаться как можно ближе к своей среде. Несмотря на то, на тридцать четвертом году она вышла замуж за поверенного своего отца при обстоятельствах не совсем для нее благоприятных. В новой сфере своей жизни она выполняла свой долг с некоторым постоянством и с заранее поставленной целью, а теперь, когда сестре ее предстояло выйти замуж, подобно ей, за человека, поставленного в обществе ниже ее, она приготовилась исполнять свой долг, как сестра и свояченица.
– Мы переедем в город в ноябре, и вы, конечно, навестите нас? Вы знаете наш адрес: Альберт Вилла, на Хамильтон Террас, Сент-Джонс-Вуд[57]. Мы обедаем в семь часов, а по воскресеньям в два. За нашим столом для вас всегда будет место. Пожалуйста, приезжайте, без всяких церемоний. Я надеюсь, что вы и Мортимер сойдетесь друг с другом.
– В этом я совершенно уверен, – сказал Кросби.
Кросби, вступая в родство с благородным семейством, однако же, надеялся на большее, чем дружба с каким-то Мортимером Гейзби. В чем состояли эти надежды, он сам не мог определить даже в то время, когда близилось их осуществление. Разумеется, леди Де Курси обещала написать своему двоюродному брату, который был заместителем министра в Министерстве по делам Индии, относительно предоставления Кросби более высокого места в Генеральном комитете, но Кросби, сообразив, какой от этого мог быть результат, пришел к мысли, что его шанс к повышению был довольно верен и без посредничества заместителя министра. Теперь же, когда он принадлежал к этому благородному семейству, он едва ли знал, каких выгод ему следовало ожидать от подобного союза. Бывало, он говорил себе, что иметь тещей графиню значило весьма многое, но теперь, хотя давнишнее желание даже не исполнилось, он уже начинал думать, что оно того не стоило.
В то время когда Кросби сидел в вагоне с газетой в руке, он начинал считать себя действительно низким человеком. Леди Джулия говорила ему правду на лестнице в замке Курси, он признавался в этом самому себе снова и снова. Больше всего он сердился на себя за то, что, сделавшись низким человеком, ничего от своей низости не выигрывал. Делая сравнение между Лили и Александриной, он снова признавался себе, что Лили будет прекраснейшей женой того мужчины, которого пошлет ей судьба. А что касается Александрины, то он знал слабость ее характера. Без сомнения, она будет привязана к нему как жена и мать, будет верна своим обязанностям, но эта верность будет сопровождаться принуждением, неудовольствиями, сетованием на свою судьбу – словом, она будет другим экземпляром леди Эмилии Гейзби. Достаточно ли ценен был этот приз, чтобы обладатель оказался доволен собственной удалью и сноровкой, позволившими завоевать нечто подобное? Лили Дейл он любил и теперь признавался себе, что мог бы любить ее всю жизнь. А в леди Александрине было ли хоть что-нибудь, за что можно было ее любить?