– Слово с вашей стороны будет много значить в этом деле. Зная, что вам приятно было бы, если бы она вышла замуж за кузена, она будет считать своим долгом…
– Вот этого-то я и не в состоянии сделать.
– Дайте мне договорить, Мэри. Вы останавливаете меня и начинаете браниться, прежде чем я высказал половину того, что намерен сказать. Разумеется, я знаю, что в нынешние времена девушку нельзя принудить выйти замуж, но, насколько я вижу, они поступали бы в этом деле менее опрометчиво, если бы действовали не совсем по-своему.
– Я никогда не позволю себе просить мою дочь выйти замуж за человека, который, может быть, ей и не нравится.
– Но вы можете объяснить ей, что она обязана хорошенько обдумать предложение, прежде чем сделать решительный отказ. Девочка должна быть или влюблена, или нет. Если влюблена, то она готова повиснуть на шее мужчины, как это и было с Лили.
– Она никогда не думала о замужестве, пока ей не сделали предложения.
– Теперь это дело решенное. Но если девочка не влюблена, она считает долгом уверять и клясться, что никогда не будет любить.
– Я знаю, что Белл ничего подобного не делала.
– Нет, делала. Она сказала Бернарду, что не любила его и не могла его любить. Мало того – она не хочет даже и думать об этом. Мэри, это факт, который я называю упрямством. Я не хочу принуждать ее, не хочу, чтобы и вы принуждали, но есть одно обстоятельство, которое для нее будет очень хорошо, – вы должны допустить это. Нам всем известно, что она в превосходных отношениях с Бернардом. Поэтому можно полагать, что они не будут ссориться и ненавидеть друг друга всю жизнь. Она говорила, что очень любит его, и что будет для него сестрой, и другой вздор в этом роде.
– В этом я не вижу никакого вздора.
– Вздор, вздор, особенно в нынешнем случае. Если мужчина просит девушку выйти за него замуж, ей нечего говорить, что она будет для него сестрой. Я считаю это за чистейший вздор. Если она поразмыслит о предложении как следует, то скоро научится любить его.
– Этот урок, если только нужно выучить его, должен быть выучен без помощи учителя.
– Значит, вы вовсе не хотите мне помочь?
– По крайней мере, я не буду вам мешать. И сказать вам правду, я должна подумать об этом вопросе, прежде чем решусь говорить о нем с Белл. Судя по ее молчанию…
– Я думал, она уже говорила с вами.
– Нет, мистер Дейл. Если бы она приняла предложение Бернарда, то, без всякого сомнения, объявила бы мне. Если бы она намерена была принять его, то, вероятно, посоветовалась бы со мной. Если же она решилась отказать…
– Ей не следовало бы этого делать.
– Если она решилась отказать, то мне кажется весьма естественным, что она не говорила об этом. Вероятно, она думает, что Бернарду будет приятнее, если никто не узнает об этом.
– Вздор! Вам нужно время подумать об этом, потому теперь я больше ничего не скажу. Будь она моей дочерью, я бы не задумался объяснить ей то, что считал бы за лучшее для ее благополучия.
– Можете быть уверены, мистер Дейл, что я сама забочусь о ее благополучии. Я скажу ей непременно о вашем к ней расположении и любви. Поверьте мне, что за это чувство я всегда буду питать к вам искреннее уважение.
В ответ на такие слова мистер Дейл покачал головой, и что-то промямлил.
– А как вы сами, желаете их брака? – спросил он.
– Даже очень желаю, – сказала мистрис Дейл. – Я всегда любила Бернарда и уверена, что моя дочь была бы с ним счастлива. Но в деле подобного рода, вы сами знаете, моя любовь или нелюбовь ничего не значат.
И они расстались, сквайр вышел в ту же дверь, вполовину довольный этим свиданием. Впрочем, это был человек, для которого и половинного удовольствия было достаточно. Он редко позволял себе надеяться, что люди охотно будут доставлять ему полное удовольствие. Мистрис Дейл с самого своего переезда в Малый дом никогда не была для него источником утешения, по этому случаю он даже сожалел, что привез ее туда. Он был человек, настойчиво преследовавший свои цели, но без горячности, и ни под каким видом не ожидая, что у него все пойдет гладко.
Он решил для себя, что его племянник и племянница должны соединиться брачными узами. И если бы ему не удалось исполнить этого, то такая неудача отравила бы всю его последующую жизнь, ведь также не в характере этого человека было сердиться или браниться, встречая сопротивление. Он сказал мистрис Дейл, что любит Белл как родную дочь. Действительно, он так и любил ее, хотя в разговорах с ней редко выказывал ей особенное внимание и никогда – особенной нежности. Теперь же он любил ее меньше, потому что она действовала наперекор его желаниям. Он был постоянный, сдержанный человек, действовавший скорее настойчиво, чем рассудительно, более строгий в словах, чем в мнениях, с более теплым сердцем, чем полагали другие или чем считал он сам, но вместе с тем он был человек, который, однажды пожелав добиться какой-нибудь цели, не изменит этого желания всю жизнь.