Мангуп

Алексей забирает молоток. Отстукивает пруток, делая его ровным и плоским. То нагревает деталь докрасна, то чеканит, пока не остается доволен сечением. Опускает с паром и шипением в емкость с водой. Но потом не выдерживает, отшвыривает щипцы с уже почти готовой безделушкой. Князю хочется верить, что все будет хорошо, потому что в его жизни всегда все складывается только так, если он сам того хочет. Осталось сделать Титая частью своей жизни.

— Ты видел отца после того, как тебя забрали? — Одна мысль сменяет другую в бесконечной чехарде. Примерный возраст Титая, завоевания турок… Сейчас границы Империи очень обширны, так и не скажешь, где это произошло. — Ты знаешь название города, в котором жил?

— Видел только издалека. Нам не позволяли встретиться или хотя бы поговорить через камеру. — Титай поводит плечами, сбрасывая неприятные воспоминания. — Города не знаю. На мои вопросы всегда отвечали неохотно, что объяснимо.

— А кого ты назвал хозяином? Скажи мне имя.

Алексей склоняется, тянется за очередным инструментом. Титай замирает, абсолютно некстати поняв, что он очень близко. Можно поцеловать. Разгоряченного, увлеченного разговором и делом. Можно… За окном что-то грохает. Так сильно, будто сломали дом. Шум толпы, на который раньше не обращал внимания, становится очевиден. Кто-то кричит. Титай, соскользнув с наковальни, бросается к окну. Выглядывает, раздираемый нехорошим предчувствием. Нельзя вмешиваться. Что бы там ни происходило — нельзя.

— Нет… — шепчет он, озираясь.

Князь было думает, что это и есть ответ. Но «нет» Алексею не говорили с тех самых пор, как он сам впервые заговорил. Действительно: сказанное предназначалось не ему. Князь понимает это, проследив за Титаем.

Тот распахивает дверь, под окрик удивленного кузнеца вылетает во двор и мчится к торговой площади. Там толпа, и мальчишка на камнях, и огромный черный конь, вставший над ним на дыбы. Кинувшись вниз, к земле, Титай отталкивает мальчика. Копыто врезается в висок. Голову раскалывает алая горячая боль. На какое-то время звуки вокруг сливаются в гул, в ушах шумит, а к горлу подступает тошнота. Титай взмахивает руками и отскакивает, удерживая равновесие.

— Кипрей… — Вместо внятной речи получается только растерянное бормотание. Нужно взять себя в руки, и быстро. Моргает, стискивает зубы, возвращая голосу силу.

— Кипрей! — теперь Титай прикрикивает, обходя животное по кругу и ловя обезумевший взгляд. — Разойдитесь все. Живо. Расступитесь, ну же!

Юноша выставляет перед собой ладони, пригибается, медленно двинувшись вперед. Над землей — в пыли, в лучах солнца — разносится протяжный чистый свист. Конь раздувает ноздри, бьет копытами каменную кладку площади. Но поддается и пятится.

Титай оказывается лишь на пару мгновений быстрее. Алексей хватает с наковальни кузнечный молот и выбегает из кузницы следом.

На площади расступается толпа, кто-то шепчется, кто-то кричит. Люди хана Герая стоят вокруг княгини, которая, судя по всему, вышла встретить приехавшего раньше времени сына, — тот, будучи воспитанником Мелека, жил в Солхате, а на Мангуп возвращался навестить родных. Василина обнимает маленького Алексея, которого все чаще зовут Олубеем, чтобы избежать путаницы с отцом. Рядом стоит мальчишка одного с ним возраста, который смотрит на чужаков недобро и одним этим не позволяет никому подойти. На нем дорогие алые одежды, расшитые золотом, а темные волосы убраны на восточный манер. Это Менгли — младший сын хана и воспитанник князя Дороса. Так уж вышло, что двое влиятельных друзей совершили обмен сыновьями.

Юный Алексей напуган сильнее, чем поранился, но князь все равно первым делом направляется к нему: проверяет наверняка, бросает короткий взгляд на жену и резко выдыхает, отрезая волнение. Сейчас не время для паники. Мельком видел Титая в крови, но на ногах. Посла — в отдалении, с не слишком удивленным лицом. Василине все расскажет позже. А сейчас…

Сжимая покрепче молот в руке, князь распрямляет плечи, вытягивается в полный рост, и толпа расступается перед ним. Он идет, стараясь не обращать внимания на успокаивающего лошадь Титая. Потому что знает себя: достаточно будет увидеть кровь на его виске, чтобы порешить здесь всех, самолично назначив виноватых. Довели. До белого каления довели. Следуя кивку князя, подоспевшие Дайред и Ллеу откликаются на просьбы Титая. Не позволяют толпе напирать, отстраняют подальше зевак, не подпуская к опасной лошади. Парень явно знает, что делать.

Князь не сводит взгляда с Джахана. И он здесь. Ну конечно же, кто бы сомневался. На этот раз невозможно даже представить, что он оказался здесь совершенно случайно со всей своей свитой: турка окружают его Тени.

— Что же здесь происходит, Великий посол? — По обманчиво спокойному голосу князя, по тяжелому взгляду можно понять, что, стоит из уст посла выскользнуть хоть слову осточертевшей лжи, и молот из руки разгневанного отца окажется в его колене. — В моих конюшнях нет таких лошадей. Неужели вы привезли ее из-за моря?