А Кефей, в свою очередь, соглашается провезти на своем корабле «нескольких торговцев и их раненого друга». Сменив одежды и замаскировав оружие, они действительно начинают подходить под это описание.
Глава 8. Судный день
Свет летнего солнца сменяется щадящим сиянием луны снова и снова. Время на корабле течет быстро. Лишь волны Черного моря перегоняют его, разбиваясь о борт бывалого торгового судна. Купец Кефей, любезно пригласивший гостей на судно, радуется: должно быть, фортуна балует его спутников, потому как даже погода благоволит их затее. Что бы они там ни задумали. О подробностях не спрашивают людей, настолько отяжеливших твой кошель.
Воины хана и князя помогают морякам со снастями и, конечно, убеждают их, что во время плавания нет ничего лучше, чем несколько партий в азартные игры. К одному особенно прекрасному закату Асень прячет в своих вещах мутную бутыль коньяка и ставит на кон. По его задумке тот, кто выигрывает, — пьет, а кто проигрывает… Тоже пьет. Алево Кроу, самый молодой из командиров Дороса, только недавно получивший свой меч в наследство от отца, наблюдает за этой затеей и смеется, когда ему предлагают кинуть кости. У него выпадает дубль.
Алексей и Мелек смотрят на палубу снизу вверх. Конечно, с такой высоты видно все чужие грехи, включая бутылку крепкого напитка. Но сейчас господа и сами нарушают порядок, так что баловство воинов на этот раз сходит тем с рук. Строго говоря, столь важным лицам (вроде правителей княжеств и прочих земель) не пристало ползать по фок-мачте и торчать в вороньем гнезде.
— Скажи честно, Алексей, ты же влюбился? — Хан горбится над бортом смотровой бочки, как косматый бурый зверь, щурится хитро на алую полосу заката. Завтра будет ветер.
— Наверное. Может быть. — Алексей стоит к борту спиной, цепляясь за него локтями; услышав вопрос, задумывается на некоторое время, затем кивает и разворачивается к другу. — Да. Пожалуй, я влюблен.
— Вася знает?
— Конечно. Иначе нас здесь и не было бы сейчас. Это же она вела переписку с Марией и твоей Ирадой, чтобы помочь парню.
— Да зови его по имени, что уж. Кир Кейрат. — Мелек хмыкает, косится на друга. Тот и сам сейчас похож на мальчишку: взлохмаченные волосы сияют на просвет, рубашку треплет ветер, грудь вздымается часто. Трудно дышать, да? И хочется так: чаще, больше, полной грудью, пока не закружится голова, пока не упадешь с этой немыслимой высоты.
— Титай! — Алексей запрокидывает голову, закрывает глаза и улыбается. Герай смеется в голос. С ним вместе смеется и Алексей, глядя, как друг качает головой. — Ну что? Сам же сказал звать.
— Да ничего. Ничего. Понимаю теперь просто, во что именно ты меня втянул. И хорошо, что я не посмел противиться этому. Любовь — великая сила.
— Великая сила — и великая беда, перевернувшая не одну судьбу, сгубившая не одно государство. Из-за любви пала Троя.
— И я вот рыжий почти, хотя должен быть черноволосым, тоже из-за любви в какой-то мере. В общем, потому я с тобой сейчас.
— Не хочешь навлечь беду?
— Напротив. — Во взгляде хана поблескивает что-то почти безумное. — Хочу своими глазами увидеть, как твоя любовь принесет беду всему, что встанет у тебя на пути.
Курту быстро становится лучше. Во-первых, Кефей оказывается человеком прозорливым и в команде корабля обнаруживается хороший лекарь. Во-вторых, посол Джахан никогда не умел обращаться с оружием и удар кривого ножа пришелся по крепким мышцам парня вскользь, ранив, но не проткнув живот. Теперь его часто можно было заметить взбирающимся по вантам и выглядывающим берег на горизонте.
Говорят они мало: Курт сейчас знает не больше того, что уже успел рассказать Алес. Но он обещает, что по прибытии в столицу это изменится.
Землю становится видно только на третий день. Больше отряд из Таврии на палубе не показывается. Они сидят в каютах и выжидают подходящего момента. Почти всех здесь эта затея будоражит: не каждому в жизни приходится пробираться в другую страну контрабандой на корабле. Алексей привычно прячет богатые одежды в дорожный сверток. Не каждому, да.
Глубокой ночью Кефей заглядывает в трюм, освещая ступени масляной лампой, и крестится с перепугу: его контрабандные разбойники поднимают головы одновременно, мерцая взглядами, как семья упырей.
— М-можно уже. Выходить можно.
— Спасибо, отец. — Айташ вырастает за его спиной, беззвучно спускаясь с потолочной балки, и, хлопнув совсем побледневшего купца по плечу, первым покидает корабль. Уж кого-кого, а такого молодца у себя в сыновьях купцу видеть не хотелось бы.
За Айташем, отпросившись у князя, исчезает и Алево. События Солхата и несколько дней в море зародили взаимную симпатию, а Алексей был вовсе не против, чтобы за Куртом приглядывал свой человек.
На пристани хан скрывает лицо куфией и морщится. В Таврии воздух пахнет травами, скалами и свободой. В Эдирне, кажется, повсюду только песок, пряности и люди со взглядами острыми, как кинжал. Недоверие заставляет нервничать и самих чужаков.