Читаем Мангуп полностью

А Кефей, в свою очередь, соглашается провезти на своем корабле «нескольких торговцев и их раненого друга». Сменив одежды и замаскировав оружие, они действительно начинают подходить под это описание.

<p>Глава 8. Судный день</p>

Свет летнего солнца сменяется щадящим сиянием луны снова и снова. Время на корабле течет быстро. Лишь волны Черного моря перегоняют его, разбиваясь о борт бывалого торгового судна. Купец Кефей, любезно пригласивший гостей на судно, радуется: должно быть, фортуна балует его спутников, потому как даже погода благоволит их затее. Что бы они там ни задумали. О подробностях не спрашивают людей, настолько отяжеливших твой кошель.

Воины хана и князя помогают морякам со снастями и, конечно, убеждают их, что во время плавания нет ничего лучше, чем несколько партий в азартные игры. К одному особенно прекрасному закату Асень прячет в своих вещах мутную бутыль коньяка и ставит на кон. По его задумке тот, кто выигрывает, — пьет, а кто проигрывает… Тоже пьет. Алево Кроу, самый молодой из командиров Дороса, только недавно получивший свой меч в наследство от отца, наблюдает за этой затеей и смеется, когда ему предлагают кинуть кости. У него выпадает дубль.

Алексей и Мелек смотрят на палубу снизу вверх. Конечно, с такой высоты видно все чужие грехи, включая бутылку крепкого напитка. Но сейчас господа и сами нарушают порядок, так что баловство воинов на этот раз сходит тем с рук. Строго говоря, столь важным лицам (вроде правителей княжеств и прочих земель) не пристало ползать по фок-мачте и торчать в вороньем гнезде.

— Скажи честно, Алексей, ты же влюбился? — Хан горбится над бортом смотровой бочки, как косматый бурый зверь, щурится хитро на алую полосу заката. Завтра будет ветер.

— Наверное. Может быть. — Алексей стоит к борту спиной, цепляясь за него локтями; услышав вопрос, задумывается на некоторое время, затем кивает и разворачивается к другу. — Да. Пожалуй, я влюблен.

— Вася знает?

— Конечно. Иначе нас здесь и не было бы сейчас. Это же она вела переписку с Марией и твоей Ирадой, чтобы помочь парню.

— Да зови его по имени, что уж. Кир Кейрат. — Мелек хмыкает, косится на друга. Тот и сам сейчас похож на мальчишку: взлохмаченные волосы сияют на просвет, рубашку треплет ветер, грудь вздымается часто. Трудно дышать, да? И хочется так: чаще, больше, полной грудью, пока не закружится голова, пока не упадешь с этой немыслимой высоты.

— Титай! — Алексей запрокидывает голову, закрывает глаза и улыбается. Герай смеется в голос. С ним вместе смеется и Алексей, глядя, как друг качает головой. — Ну что? Сам же сказал звать.

— Да ничего. Ничего. Понимаю теперь просто, во что именно ты меня втянул. И хорошо, что я не посмел противиться этому. Любовь — великая сила.

— Великая сила — и великая беда, перевернувшая не одну судьбу, сгубившая не одно государство. Из-за любви пала Троя.

— И я вот рыжий почти, хотя должен быть черноволосым, тоже из-за любви в какой-то мере. В общем, потому я с тобой сейчас.

— Не хочешь навлечь беду?

— Напротив. — Во взгляде хана поблескивает что-то почти безумное. — Хочу своими глазами увидеть, как твоя любовь принесет беду всему, что встанет у тебя на пути.

Курту быстро становится лучше. Во-первых, Кефей оказывается человеком прозорливым и в команде корабля обнаруживается хороший лекарь. Во-вторых, посол Джахан никогда не умел обращаться с оружием и удар кривого ножа пришелся по крепким мышцам парня вскользь, ранив, но не проткнув живот. Теперь его часто можно было заметить взбирающимся по вантам и выглядывающим берег на горизонте.

Говорят они мало: Курт сейчас знает не больше того, что уже успел рассказать Алес. Но он обещает, что по прибытии в столицу это изменится.

Землю становится видно только на третий день. Больше отряд из Таврии на палубе не показывается. Они сидят в каютах и выжидают подходящего момента. Почти всех здесь эта затея будоражит: не каждому в жизни приходится пробираться в другую страну контрабандой на корабле. Алексей привычно прячет богатые одежды в дорожный сверток. Не каждому, да.

Глубокой ночью Кефей заглядывает в трюм, освещая ступени масляной лампой, и крестится с перепугу: его контрабандные разбойники поднимают головы одновременно, мерцая взглядами, как семья упырей.

— М-можно уже. Выходить можно.

— Спасибо, отец. — Айташ вырастает за его спиной, беззвучно спускаясь с потолочной балки, и, хлопнув совсем побледневшего купца по плечу, первым покидает корабль. Уж кого-кого, а такого молодца у себя в сыновьях купцу видеть не хотелось бы.

За Айташем, отпросившись у князя, исчезает и Алево. События Солхата и несколько дней в море зародили взаимную симпатию, а Алексей был вовсе не против, чтобы за Куртом приглядывал свой человек.

На пристани хан скрывает лицо куфией и морщится. В Таврии воздух пахнет травами, скалами и свободой. В Эдирне, кажется, повсюду только песок, пряности и люди со взглядами острыми, как кинжал. Недоверие заставляет нервничать и самих чужаков.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Проза

Беспокойные
Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить.Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться.Рассказанная с двух точек зрения – сына и матери – история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека.Роман – финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер.На русском языке публикуется впервые.

Лиза Ко

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези / Проза / Советская классическая проза