Мангыстауский фронт

— Надеешься, что у свекрови не хватит зубов двух невесток поедом есть?

— Не беспокойся! У моей зубов хватит! Приходи в гости почаще! Увидишь и почувствуешь! — насмешливо произнесла Жансулу и посмотрела на подружку, которая склонилась над столом, прикрывая хохочущий рот.

…На следующий день, рассказывая свекрови о торжестве. Жансулу как бы между делом упомянула, что кайны[45] весь вечер танцевал с одной и той же девушкой.

— Кто такая? — насторожилась свекровь.

— Весело было… Столько гостей пришло… А уж еды наготовили — стол ломился! — Жансулу нарочно, чтобы позлить свекровь, не торопилась отвечать.

— Да расскажи толком, что за девушка? — рассердилась свекровь. — Откуда взялась?

— Инженер! Из Москвы приехала после института. Одевается как куколка.

— Звать-то как?

— Жанбозова. Тана. Воду ищет. Гидрогеолог…

Свекровь пренебрежительно махнула ладонью:

— Воду ищет… А кто нашу верблюдицу доить будет? Печку топить? Золу выгребать? Воду таскать? Эти образованные не очень любят работать.

Жансулу опустила глаза: камешек был и в ее огород.

«Домработницу будешь искать — дождешься, что кайны, как и ты, согнется крючком…» А вслух смиренно произнесла:

— Девушка симпатичная. И кайны, мне кажется, понравилась.

— Мало ли что… — свекровь уже спешила с новостью к мужу.

Бестибай, услышав об увлечении сына, обрадовался, загомонил:

— Жанбозова! Вот хорошо! Род уважаемый. Девушка хорошая. Молодец, Жалел. Весь в меня: сам нашел невесту.

— Значит, это ты меня нашел? — с негодованием перебила жена. — Ну-ка вспомни, кто тебя из дырявой юрты вытащил?!

Бестибай не стал спорить, ни тем более пускаться в воспоминания — они были не в его пользу. Нажимал на хороший род.

— А-а-а, забыл, как родичи с тебя шкуру спускали! — сердилась жена.

— Давно забыл, — пел Бестибай. — Все говорят: девушка умная.

— Видно, и ты на старости лет у нашей невестки ум занимаешь, — рассердилась жена. — Та твердит: «Ученая, ученая…» И ты тоже. Нашли чему радоваться. Будет лицо мазать да наряжаться. Нам под старость нужна девушка работящая, тихая. А эта в Москве училась…

Но Бестибай не слушал.

— Пойду-ка к Сары! С таким делом тянуть не надо. Девушка на выданье — как спелое яблочко: вмиг сорвут.

Но Бестибай еще и чапан не надел, а Сары уже сам стучался в дверь. Не напрасно говорят: торопись, когда угощаешь гостя, едешь на ярмарку да выдаешь дочь замуж…

Старики сели за чай, разговаривая о том, о сем. Наконец, после десятой пиалы, Бестибай тонко заметил:

— В твоем доме, Сары, видел чудесную тростинку. А в моем есть чистое масло. Если соединить их да сказать доброе слово, вспыхнет огонь, который осветит обе наши кибитки.

Сары улыбнулся, если можно назвать улыбкой то, что он раздул широкие ноздри.

— Не знаю. Современные тростинки любят загораться и потухать сами. Без нашей помощи…

— Хочешь сказать, что мы с тобой настолько стары да немощны, что и огня в своих юртах разжечь не сумеем? — не отступал Бестибай.

Сары прикрыл глаза, задумался:

— Как ни сгибай зеленую тростинку — она все равно распрямится. Зачем же зря усердствовать?

Но Бестибая не переговоришь. Недаром столько лет водился с Басикарой.

— Слепому закрытые глаза уснуть не помогают. Разве не так, Сары?

Гость закряхтел, заерзал на месте. Бестибай подложил ему под бок еще одну подушку, и Сары, устроившись поудобнее, спросил:

— А что? Разве вести не вода принесла?

— Э-э-э, Сары. Горячую кашу во рту не удержишь. Весь Узек уже говорит о наших детях…

— Весь Узек? Что ж, пусть дочь сама решает. А я что? Только безумец противится счастью детей.

— Так и я о том же, — схитрил Бестибай. — В одну пиалу наши глаза глядят.

Сары отозвался с усмешкой:

— Не рано ли? Шелк портит тот, кто торопится…

Бестибай не успел ответить — вошел Халелбек, вернувшийся с буровой. Он уважительно поздоровался с Сары, и тот, явно обрадовавшись, что трудный для него разговор прервался, быстро перевел его на другое. Халелбек умывался на кухне, прислушиваясь к рассказу Сары:

— Прошлый раз ты спросил: встречался ли я с сыном Туйебая, когда тот скрылся? Скажу тебе — видел его дважды!

— Ты встречался с Ажигали?! А тогда отперся: «Не видел! Не знаю! Не слышал!» Ну, Сары… — затряс головой Бестибай.

— Язык без костей. В какую сторону ни поверни — все вертится, — сказал гость, довольный произведенным впечатлением. — Да-а-а… Было это на Бузачи. Только перекочевали, поставили юрты, легли отдыхать. Ночью услышал топот. Подумал: волк гонит испуганного жеребенка. Вышел из юрты, подскакивает джигит.

«Сары?! Ты это?»

Я голос сразу узнал: Ажигали! Зову в юрту, но он и повод не бросил.

«Нет времени объяснять, что я и где… Поможет аллах, встретимся — все расскажу. Горе у меня, Сары. Сына укусила песчаная змея. Помоги!»

Молчу. Что могу сделать? Верблюд подыхает, если его кусает песчанка…

«Сары! Сын еще жив. Ногу перетянул ремнем. Положил ребенка в молоко. Нужна хорошая лошадь. В Кайнаркудуке живет старик, лечит травами. Надо его привезти. А на этом, — Ажигали ткнул кулаком под брюхо мерина, — только кизяк возить…»