MANIAC

Весь оставшийся день до сих пор как в тумане. Помню лишь фрагменты того, что делала и о чем думала, потому что воспоминания окрашены моим гневом и нестерпимой болью, какая пришла после. Сначала, всё еще в легком шоке, я попробовала сосредоточиться на работе. Я принесла домой коды Монте-Карло, которые готовила для масштабных расчетов погоды на компьютере MANIAC. Прежняя одержимость Джонни — численный прогноз погоды, одна из самых сложных, если не самая сложная, интерактивная и крайне нелинейная задача, которую когда-либо пытался решить человек, и ровно поэтому для моего мужа она была как магнит. Все современные прогнозы погоды развились благодаря ранним исследованиям моего Джонни, но амбиции у него были колоссальные как никогда; он хотел не просто знать, где и когда пойдет дождь, он хотел создать «вечный прогноз», понимать погоду настолько точно с математической точки зрения, чтобы можно было не просто предсказывать бури, тайфуны и ураганы, но и управлять ими. Эта возможность приманила стервятников, что постоянно кружили у него над головой, готовые поживиться тем, что осталось от его добычи. Ничего удивительного! В первом описании проекта, которое Джонни подготовил для морского флота, он ясно дал понять, какие колоссальные преимущества вооруженным силам даст точный прогноз погоды, он даже приложил сопроводительное письмо, в котором весьма скромно объяснил, что «математическую задачу предсказания погоды можно и нужно решить, поскольку самые заметные метеорологические феномены рождаются в нестабильных условиях, которые можно контролировать или по меньшей мере направлять подходящим количеством энергии». О чем он не сказал напрямую, хоть это и так было кристально понятно, так это о том, что «подходящее количество энергии» достигается через детонацию ядерных бомб. Ход его страшных мыслей был примерно такой: если мы достаточно понимаем погоду и видим, как к берегам США приближается ураган, развернуть его, до того как он достигнет земли, поможет термоядерный взрыв в верхних слоях атмосферы. Это приведет к чудовищным последствиям, раз уж, как он предупреждал в самом первом описании, даже самые конструктивные схемы контроля климата будут строиться на наработках и техниках, которые также используются и для немыслимых сегодня форм ведения войны; нас ждет война, оружием в которой станет погода, и тогда Зевсовы молнии покажутся игрушкой, не опаснее пластиковых пулек из детского пистолета. Мой муж верил в то, что, поняв, как устроена погода, можно получить доступ к источнику энергии намного большему, чем самый немыслимый ядерный арсенал, потому что в одном средней мощности урагане энергии больше, чем в десяти тысячах ядерных бомб. Его оптимизм касательно возможности точно предсказывать погоду целиком и полностью основывался на способностях компьютеров, подобных MANIAC. «Все стабильные процессы можно предсказывать. Все нестабильные — контролировать», — так он сказал, и лично я поверила ему, потому что никогда прежде не видела, чтобы он в чем-нибудь ошибался. Позднее выяснилось, что погода устроена настолько хаотично, что даже самые продвинутые модели управления ею — всего лишь спекуляции, бесполезные в долгосрочной перспективе. Так что мечты Джонни о «вечном прогнозе погоды» и сложнейших климатических орудиях были несбыточными с самого начала. Но в середине пятидесятых знать этого наверняка не могли ни я, ни кто бы то ни было еще, поэтому, когда я села за работу над кодами Монте-Карло, которые мне предстояло на другой день прогнать через компьютер, все мои мысли были только о погоде как оружии, и я не продвинулась в работе ни на шаг. Сосало под ложечкой, стыд сжигал изнутри, обуревало неподконтрольное чувство, что я лично отвечаю за всё это, хоть моя роль в проекте и ничтожно мала, но я всё равно корила себя за то, каким станет мир, если мой муж добьется своего. Я ведь не могла быть такой же разумной и практичной, как Джонни! Мне было совершенно ясно, что человек не должен возобладать над погодой и климатом, а для него единственный важный вопрос был не в том, сможем ли мы контролировать погоду в принципе, а в том, кто будет это делать. Так что я не проработала и полчаса, хоть и не смела сдаваться, нет, сдаваться было нельзя, иначе пришлось бы вернуться в настоящее, разбираться с убийством моего слоника и яростью, что закипала внутри; поэтому я собрала волю в кулак и решила переключиться на автобиографию — я писала ее втайне от Джонни, но быстро разорвала лист, половину которого успела исписать, умиротворила свою злость и отправилась на кухню; пот стекал по телу, я открыла дверцу холодильника, взяла лед и налила себе выпить, потом еще, и еще, и когда третий бокал виски был наполовину пуст, я поглядела на стрелки кухонных часов, как они медленно идут, как кубики льда тают в бокале, и тогда я придумала самый абсурдный план, которому решила последовать всё равно, хоть и твердо знала, чем обернется моя затея.