MANIAC

Когда у него диагностировали рак, он начал фонтанировать идеями, до тех пор невиданными, и в немыслимых количествах; я даже испугался, что умственное перенапряжение прикончит его раньше рака. Конечно, столь внезапная и поразительная плодовитость была для него не в новинку; он будто бы в одночасье вернул себе тот пыл, который утратил, когда Гёдель поломал его планы опутать весь мир паутиной логики. Однако гораздо более любопытным оказалось другое: у него появились чувства — хотя правильнее было бы сказать, что они его охватили, потому что изменился он внезапно и разительно, — которых раньше в нем не наблюдалось; порывы какой-то всепоглощающей эмпатии, искреннее беспокойство о будущем человечества. Он не мог ни сдерживать, ни отрицать свои тревоги, и сначала слепо паниковал, но позже, когда привык к тому, что чувства, которые он имел обыкновение игнорировать, теперь ворвались в его психику, научился направлять их в себя, и в нем они стали источником удивительной жажды, неутолимого любопытства относительно всех вопросов, связанных с духом. Всю свою жизнь он был совершенно другим человеком, и тех, кто знал и любил его, такая перемена угнетала намного больше, чем стабильное ухудшение других его симптомов, несомненно угрожающих жизни. Хотя его маниакальная энергия никого не удивляла, я тем не менее беспокоился: у его речей и мыслей появился новый оттенок, добавилась довольно тревожная черта; его обычную манию величия теперь дополняла какая-то религиозность, и мне его новые склонности показались зловещими. Сначала перемена в нем была едва заметна. Он всегда любил историю древнего мира, расцвет и падение империй, и с раннего детства с особым трепетом относился к Месопотамии; теперь же он начал пичкать себя любой информацией, какую только мог раздобыть, о богах и богинях, о культурах в разных частях света, и вскоре его новые увлечения начали сквозить в разговорах со мной, они возникали в беседах всё чаще, потому что занимали большую часть его мыслей, и, будь он нормальным человеком, имей он ограниченный запас внимания, эти новые мысли затмили бы собой всё остальное, вытеснили бы и математику, и научное мышление.

«Боги — это биологическая необходимость», — сказал он мне. Стоял особенно теплый вечер, я гостил у него дома в Джорджтауне; это было последнее лето, когда он еще ходил, пусть и с костылями. «Они такая же часть нашего вида, как язык или противостоящие большие пальцы». Янчи считал, что вера дала первобытным людям источник силы, власти и смысла, какого нет у современных людей, и науке предстоит заполнить именно эту пустоту, эту утрату. «У нас нет путеводной звезды; нам не на что опереться, не к чему стремиться, поэтому мы деградируем, превращаемся обратно в животных, теряем ровно то, что позволило нам зайти намного дальше, чем предназначалось». Янчи думал, что, если человечеству суждено пережить XX век, нам нужно заполнить пустоту, оставшуюся после ухода богов, и есть только один кандидат, способный осуществить эту странную эзотерическую трансформацию, — технология. Только одно отделяет нас от праотцов — постоянно растущее техническое знание, а в части морали, философии и общей мысли мы не лучше, а на самом деле намного, намного хуже древних греков, представителей Ведийской цивилизации или малых кочевых племен, которые до сих пор полагаются на природу как единственного гаранта благодати и выживания. У нас стагнация во всём, кроме технологий. Рост во всех искусствах, кроме технэ, остановился; только здесь наша мудрость достигла таких глубин и стала такой опасной, что задрожали бы даже титаны, которые прежде держали Землю в страхе, а лесные божества показались бы маленькими, как эльфы, и хрупкими, как феи. Их мир ушел. Теперь наука и техника сделает из нас лучшую версию самих себя, подарит нам образ будущего. Цивилизация развилась до такой степени, что вопросы нашего вида уже невозможно безопасно решать единолично, нам нужно что-то еще, что-то большее. В долгосрочной перспективе, чтобы у нас появился хотя бы призрачный шанс, нужно найти способ и выйти за пределы самих себя, заглянуть за границы логики, языка и мысли, чтобы найти решения множеству проблем, с которыми мы обязательно столкнемся, потому что наши владения раскинутся сначала по всей планете, а совсем скоро и еще дальше, до самых звезд.