Янчи попросил меня поприсутствовать на заседании конгресса в Вашингтоне, куда меня пригласили, оплатив все расходы. Правительство выделило мне номер в замечательном отеле, но ночь выдалась такая жаркая и влажная, что я никак не мог сомкнуть глаз. Когда я наконец уснул, среди ночи мне позвонил Янош, что-то мямлил, умолял приехать к нему. Я отказался, голова пухла от снотворных таблеток, он настаивал, сказал, нужно обсудить кое-что важное, и положил трубку, прежде чем я отказался. Я сразу перезвонил ему, хотел объяснить, что у меня путаются мысли, пообещал бы ему приехать первым делом с утра, но никто не ответил; я заволновался, не случилось ли с ним чего. Я оделся, ругаясь себе под нос, вызвал такси и поехал к нему. В машине я задремал, а когда проснулся, мимо окна тянулись длинные цепочки огней, из-за медикаментов перед глазами всё еще стояла пелена, разум блуждал между жуткими проявлениями гипнагогии, от которой я мучился с раннего детства, в глазах плясали фосфены и другие искажения восприятия, которые возникают с приходом сна, когда проваливаешься в странное состояние перехода через порог сознания между пробуждением и дремотой. Как давно мы с Янчи последний раз работали над чем-нибудь вместе? Он забросил теоретическую физику, а я недостаточно интересовался вычислениями или любым другим из многочисленных его увлечений, от меня ему было мало толка, поэтому я никак не мог понять, зачем вдруг потребовался ему среди ночи. Я чувствовал себя дураком — еду к нему, а у самого мысли путаются, но еще я знал, что он работает в Комиссии по атомной энергии, и что бы он ни надумал, наверняка это что-то срочное, может, даже вопрос государственной важности, а в те годы, во время холодной войны, просто нельзя было оставаться в отеле, если дело касалось вопросов государственной важности. Когда мы подъехали к его дому, в голове у меня немного прояснилось, но по краям поля зрения я всё еще видел звездочки и геометрические фигуры; постучал в дверь, она оказалась не заперта. Я вошел в дом и позвал, никто не ответил. В гостиной я увидел Клари, она отключилась возле стола, уставленного пустыми бутылками. Уснула в нарядном платье, между длинными пальцами недокуренная сигарета, пепел упал на платье и прожег дырочку на шелковистой ткани. Я укрыл ее ноги своим пальто, она вздрогнула и вздохнула, как будто видит страшный сон. Я подумал, не лучше ли ее разбудить, отогнать кошмар, прикинул, смогу ли донести ее до постели, но тут услышал, как Янчи зовет меня из своего кабинета. Я поднялся, сердце колотилось в груди, я ужасно нервничал, а почему — не мог понять. Может, из-за Клари, красивой, несчастной женщины, жертвы губительного брака, образ которой стоял у меня перед глазами? Или потому что я боялся застать своего друга в таком же состоянии? Открыв дверь в кабинет, я понял, что мои страхи были не напрасны. Янчи выглядел еще хуже, чем она, мне даже пришлось сначала перевести дух и только потом зайти в кабинет.