Манхэттенский проект. Теория города

В то время как теории архитектуры появлялись одна за одной, мода в XX веке оказалась менее восприимчива к подобному метадискурсу о ее глубоких ценностях и концептуальном значении. Пока архитектура укрепляла свою роль Мадам Смерти, мода XX века постепенно восстанавливала контакт с жизнью. Нью-йоркской моде даже удалось немного ослабить «препарирование мозгов» эйдоса и этоса, разделение того, как человек выглядит и как живет, костюма и привычек. Используя замечания Тафури о классической архитектуре, Беньямин утверждает, что мода в Нью-Йорке XX века даже стала сферой, в которой радикальные идентичности и противоречивые программы смогли прямо и ясно продемонстрировать себя (английское dress, «платье», происходит от directus, «прямой путь» или «прямая линия»). Это может объяснить, почему жители Нью-Йорка «терпимы к вашим убеждениям», но «осуждают вашу обувь»[182].

Одежда человека может по-прежнему на первый взгляд служить маркером класса. Но из-за того, что люди, как правило, одеваются то формально, то буднично, они могут легко произвести обманчивое впечатление, указывая своим нарядом в любом направлении социальной лестницы. Второй взгляд на одежду большинства людей, и не только денди, всё еще может передать множество тонких нюансов. «Вечное, – пишет Беньямин, – это скорее оборка на платье, чем какая-то идея»[183]. Он даже утверждает, что мода может заранее сообщить нам не только о «новых течениях в искусстве», но и о «новых правилах, войнах и революциях»[184]. Таким образом, несмотря на неразрывную связь моды с экономическими условиями, мы по-прежнему умеем читать одежду людей как внешнее представление их личных и даже политических склонностей.

Наша одежда не обязательно сообщает об остатке на нашем банковском счете, но она всё же может сказать что-то довольно важное о том, что мы чувствуем, чего желаем, во что верим и что думаем о себе или об окружающем нас мире. Другими словами, Беньямин не стал бы хипстером, если мы подразумеваем под этим кого-то, для кого модная одежда – это ироничный способ спрятаться на публике. Полагая, что форма одежды и образ жизни могут быть близкими союзниками, Беньямин пытается уменьшить фетишистскую ауру моды. Девиз компании, торговавшей готовой одеждой в 1920-х годах, резюмирует это так, как это может сделать только реклама: «Житель Нью-Йорка не следует моде. Мода следует за жителем Нью-Йорка»[185].

Глава 14. Неархитектура

Я писал, что ни один архитектурный элемент в Нью-Йорке не унаследовал того символического положения, которое Беньямин присваивал парижским пассажам. В этой главе мне нужно уточнить это утверждение. На самом деле есть один элемент, который он считает абсолютно фундаментальным и глубоко символичным, возможно, даже более символичным, чем когда-либо были пассажи. На эту бесформенную структуру, на эти антиздания или неархитектуру ссылается Герберт Мушам, архитектурный критик New York Times, когда пишет о «целостности этого самого демократичного, социального, информационного, коммерческого, доступного, трудолюбивого и эффективного произведения инфраструктуры, созданной человечеством, – улиц Нью-Йорка»[186].

Я уже слышал возражения, что для Нью-Йорка улица не является ни новым изобретением, ни уникальным явлением, каким, вероятно, были пассажи для Парижа XIX века. Но именно в этом суть. Улица не является ни продуктом модерна, ни явно пред- или постмодернизмом. Улица похожа на расщелину в истории. Дон Делилло называет это «оскорблением для истины будущего»[187], но это в равной степени оскорбление истины как прошлого, так и настоящего. Обратите внимание на изменения зданий, выстроившихся вдоль улицы с обеих сторон. Наблюдайте за движением, которое проходит через нее. Учитывайте часы суток и времена года. Может ли сама пустота улицы оказаться – из всего, что мы имеем в городском пространстве, – вещью, наиболее близкой к вкусу вечности?

В городе рано или поздно умирает всё, кроме улицы. Именно поскольку это не очередное замкнутое пространство вроде пассажа, улица более или менее непроницаема для времени. Кажется, что она находится в постоянном движении, тогда как магазины открываются или закрываются, фасады разрушаются или обновляются. Строго говоря, через этот динамический процесс проходят архитектурные формы, а не «воздушные каналы»[188] между ними. Эти промежуточные пространства – чистый потенциал города. Вакуумы лишь на мгновение остаются пустыми, прежде чем новые силы возьмут верх и заполнят их. Не так обстоит дело с улицей.