Манхэттенский проект. Теория города

Парижские крытые галереи, как и небоскребы первой половины XX века, строились в основном из железа. Этот материал очаровал раннего Беньямина до такой степени, что он посвятил ему целый раздел своих Пассажей. Тем не менее стандартная нью-йоркская улица, включая тротуар и проезжую часть, состоит в основном из бетона, хотя он покрыт тонким слоем асфальта. Во второй половине прошлого века железобетон также превзошел двутавровые стальные балки в качестве основного материала при строительстве новых небоскребов. С тех пор бетон стал строительным материалом номер один и «вторым наиболее потребляемым веществом на планете после воды»[201]. Манхэттен, например, на своих многочисленных стройках заливает бетон со скоростью «примерно одна плотина Гувера каждые 18 месяцев»[202].

В Париже XIX века кованые чугунные балки поддерживали стеклянные крыши, которые позволяли солнцу проникать внутрь зарытых пространств. В Нью-Йорке XX века стальные стержни арматуры (также называемые каркасом) погружены в бетон, где они никогда больше не увидят дневной свет. Прозрачность уступает место брутализму. Поэтому неудивительно, что в Манхэттенском проекте Беньямин пытается придать некий философский смысл этому основному материальному факту. Например, он упоминает наблюдение Колхаса о том, что, выливая эту «мышино-серую жидкость» в предназначенные для нее пустые «умозрительные антиформы», строитель может опредметить или, еще лучше, «овеществить пустоту»[203]. К этому Беньямин добавляет, что, хотя бетон со временем немного расширяется и сжимается, разрывов обычно можно избежать, добавляя искусственно созданные трещины. Это те прямые линии, которые делят непрерывный нью-йоркский тротуар на стандартные квадраты, являющиеся результатом строительной практики, которую можно расценивать как упреждающую фрагментацию.

Эти свободные ассоциации станут более понятными, если мы проясним, что этимологически английское название бетона «concrete» происходит от латинского «concrescere» – «срастаться вместе», но также и «объединяться, затвердевать, принимать форму посредством сцепления, делаться сильным посредством затвердевания». В работе Беньямина это становится почти прямолинейной метафорой. Нью-Йорк – это не плавильный котел, а бетономешалка. Пластичность его человеческого материала до того, как все элементы зафиксируются в неподвижном положении – в соответствии с доступной (социальной) формой и подкреплением (железными) правилами, – довольно мимолетна. Вскоре эти разные жизни превращаются в конкретную твердую субстанцию, гораздо менее аморфную, неустойчивую или хрупкую, чем можно было бы предположить. Это послание, которое Гегель передал Ленину, Ленин – Брехту, а Брехт – Беньямину: «Истина конкретна»[204].

Пассаж, как и маленький город, – это пространство, через которое мы можем легко пройти, путешествуя из пункта А в пункт Б. Что отличает их от станции, так это то, что они не требуют полной остановки, хотя обычно они заставляют нас двигаться с меньшей скоростью.

Passage – французское слово для крытой галереи, прохода, аркады. В английском языке это означает «действие или процесс движения сквозь, под, над чем-либо или мимо чего-либо на пути из одного места в другое». Проект Пассажи, или Passagenwerk, можно выразить одним словом. Беньямин рассматривает современность как переход. Современная жизнь, не так уж отличающаяся от средневековой, – это то, через что мы проходим. И главное отличие состоит в том, что в современности мы не обязательно или не так твердо уверены, откуда мы пришли и куда направляемся. С другой стороны, по пути есть несколько хороших магазинов.

Улица – это не то, что мы обычно воспринимаем как переход. Если мы сидим в ресторане и смотрим в окно, можно сказать, что другие люди, пешеходы, действительно проходят мимо. Но, как ни странно, когда мы идем или едем по улице, мы обычно не понимаем это действие как пересечение пространства. Мы также склонны говорить, что проезжаем или проходим по городу, даже когда говорим об очень большом городе. Это больше, чем просто семантика. Манхэттенский проект руководствуется наблюдением, что улицы и города не поддаются пересечению с такой одномерной легкостью, как пассажи и небольшие городки.

Как только сетка нью-йоркских улиц и проспектов превращает парижские галереи в устаревшие конструкции, становится необходимым пересмотреть определение современности Беньямина в довольно любопытном аспекте. Понимание смысла современной жизни, абсолютно неотделимого от смысла городской жизни, больше не заключается в исполнении обязательного перехода. Вместо этого теперь предлагается несколько возможных маршрутов через множественные пересечения; можно срезать, пойти напрямик, наткнуться на неизбежные тупики, и всё это начинает выглядеть как лабиринт без входа и выхода, без происхождения и предопределенной судьбы, как личной, так и коллективной.

Второй порог. Инфраструктура