Мао Цзэдун

Мао готов был превозносить идею захвата городов до тех пор, пока ее воплощение в жизнь не ставило под удар жизнеспособность всей армии. Но петь особые дифирамбы таким планам руководства ему и не приходилось. Решения совещания в Питоу четко констатировали: «Основная задача партийной организации заключается в расширении территорий советских районов». Взятие городов в тактике действий партии даже не упоминалось. Всего за несколько недель до совещания Мао дал суровую отповедь тем, кому не «терпится пройтись по широким городским улицам», обвиняя их в «ненасытном стремлении к удовольствиям».

Для Ли Лисаня же революция в городе имела изначальную ценность. Почти вся его партийная карьера была так или иначе связана с трудом городских рабочих: от агитации — под началом Мао — среди шахтеров на Аньюаньских угольных копях и до «Движения 4 мая», принесшего Ли всекитайскую известность. Если Мао истово верил в крестьянскую революцию, то Ли Лисань был неколебимо убежден в том, что спасет Китай только пролетариат.

На различия в политических взглядах накладывался толстый слой взаимной неприязни. Будучи на шесть лет моложе Мао, Ли еще студентом не смог достичь взаимопонимания со своим старшим товарищем. Его студенческая необязательность пришлась очень не по нраву тогдашнему руководителю «Ученого общества новой нации». Равнодушие, с которым через два года Мао отнесся к вести о том, что отец Ли погиб от руки помещика, превратило взаимное отчуждение в настоящую вражду. Неловкая записка к «брату Ли», отправленная Мао в октябре 1929 года, после того как он узнал о блестящем продвижении старого знакомого по партийной лестнице, не скрывала неприязни, вызванной этой новостью.

Даже если оставить в стороне тонкости личных взаимоотношений, то и тогда политические разногласия Мао с центром очень недолго оставались бы для окружающих тайной. В конце февраля 1930 года Чжоу Эньлай подготовил докладную записку с детальным разъяснением новой стратегии руководства. Документ более известен как Циркулярное письмо ЦК КПК № 70. В нем партия осуждала Мао и Чжу Дэ за «упрямое сокрытие и рассредоточение» сил порученной их заботам армии. «Главная цель нашей политики, — говорилось в документе, — это достижение победы в одной или нескольких провинциях, поэтому стратегия Красной армии должна сводиться к захвату важнейших городов в тесной увязке с восстаниями местных жителей, политическими забастовками и военными мятежами гоминьдановских гарнизонов». Двумя неделями позже Политбюро вновь было вынуждено критиковать Мао за то, что его «войска бесцельно бродят с места на место». Следующая директива обвиняла его в действиях, «противоречащих долгу члена партии и интересам революционной ситуации». В это время Чжоу Эньлай уже находился в Москве, и за положение дел в центре отвечал один Ли Лисань.

В течение весны и лета 1930 года Мао никак не реагировал на попытки шанхайского руководства оказать на него давление.

Его войска отказывались и на шаг отступить от границы между Цзянси и Гуандуном, где закрепляли военные навыки в мелких стычках с гоминьдановскими отрядами. Приказы Ли Лисаня прибыть в Шанхай для участия в «конференции представителей советских районов» Мао тоже оставил без внимания. «Выполнение ошибочных инструкций, — беззаботно пояснял он Фронтовому комитету, — является актом саботажа, к которому я не желаю иметь ни малейшего отношения».

Между тем ход мыслей Ли Лисаня — так и названный впоследствии «лилисаневщиной» — все более напоминал радикальные взгляды, которые тремя годами ранее высказывал Цюй Цюбо. Следом за ним Ли заявил, что, продвигая революцию вперед, нельзя полагаться только на Красную армию; ее отряды должны планировать свои операции в соответствии с восстаниями городских рабочих. Как и Цюй, Ли Лисань был уверен: «Революция может лишь наступать, отступление недопустимо». Предложенная Мао тактика гибких военных действий «противоречит современным требованиям», согласно которым «нам необходимо захватывать целые города», поэтому и Мао, и Чжу Дэ должны «пересмотреть свои устаревшие партизанские догмы». Концепция «использовать деревню для окружения города», впервые высказанная Мао при походе на Цзиань, была в высшей степени ошибочной, а его суждение «сначала революция в деревне и только потом в городе» вообще отдавало ересью.

Конфликт достиг апогея в июне, когда, обвинив Мао в «безудержном страхе перед империализмом», в «махровой бандитской идеологии» и «упорном отказе подчиняться инструкциям ЦК», Политбюро категорически отклонило его план установления советской власти в отдельно взятой провинции Цзянси и выдвинуло совсем уж апокалиптический проект: