В начале 1931 года глава службы безопасности Политбюро ЦК КПК Гу Шуньчжан, обучавшийся своему мастерству у российских коллег во Владивостоке, по заданию партии отправился в Ухань с целью осуществить покушение на Чан Кайши. Он решил действовать под видом бродячего фокусника. Однако специальные службы Гоминьдана опознали Гу по фотографии. В апреле он был арестован и согласился на перевербовку. По оценкам французского разведцентра в Шанхае, на протяжении трех месяцев в результате его предательства погибли несколько тысяч членов Коммунистической партии, в число которых попал и Генеральный секретарь КПК Сян Чжунфа — его расстреляли в июне.
Противная сторона тоже не сидела сложа руки. Через день после того как Гу Шуньчжан перешел на сторону Гоминьдана, без следа исчезла его семья. Пять месяцев спустя обнаженные и обезглавленные тела его родных были обнаружены в развалинах дома на территории французской концессии, в яме, засыпанной трехметровым слоем земли и обломков бетона. Попавший в руки гоминьдановцев исполнитель приговора сообщил, что казнь состоялась по прямому указанию Чжоу Эньлая. В живых остался лишь младший сын изменника — да и то потому, что палачу не хватило решимости расправиться и с ним. После допроса тайный агент КПК указал еще пять мест, где были погребены трупы партийных работников, убитых по приказу Чжоу «для поддержания дисциплины». Только когда из земли извлекли около тридцати тел, местная полиция приняла решение прекратить дальнейшие поиски.
В беспощадной внутрипартийной борьбе уничтожение семьи Гу Шуньчжана было не исключением, а правилом.
Варварскими методами не брезговал и Гоминьдан. В Хубэе националисты схватили жену командира Красной армии Сюй Хайдуна и продали ее какому-то местному богачу в качестве наложницы. Более шестидесяти других его близких и дальних родственников, включая детей и младенцев, были выслежены и зверски убиты. В ноябре 1930 года, после неудачной попытки Мао захватить Чанша, гоминьдановский губернатор приказал обезглавить его супругу Ян Кайхуэй. Ее родственникам удалось спрятать сыновей Мао и переправить их в Шанхай, где несколькими месяцами позже младший, четырехлетний Аньлун, умер от дизентерии. Националисты не поленились даже перекопать могилы родителей Мао.
На родине Сюй Хайдуна резня, по выражению Эдгара Сноу, носила «характер ритуального жертвоприношения». В других «красных зонах» гоминьдановцы тоже придерживались принципа, который сами определяли как «осушить пруд, чтобы выловить всю рыбу»: расстреливали все мужское население, сжигали дома и уничтожали — либо вывозили — запасы продовольствия. Под корень срубались огромные лесные массивы, что вынуждало партизан уходить все выше в горы, где, лишенные укрытий, они становились мишенью, доступной для снайперов противника. Уцелевших жителей деревень сгоняли в загоны для скота под круглосуточную охрану солдат и помещичьей полиции. Женщин и девочек продавали как проституток или рабынь — до тех пор, пока встревоженный жалобами иностранных миссионеров Чан Кайши не положил конец этой практике.
В самом начале войска националистов вели подсчет своих жертв по отрезанным головам; когда же это стало причинять им неудобства — избыток поклажи! — вместо голов они принялись отрезать уши. Командир одной из дивизий докладывал, что в доказательство мужества своих подчиненных собрал семьсот фунтов вражеских ушей. В хубэйском уезде Хуанань были убиты более ста тысяч жителей; в Хунани, в окрестностях города Синь — восемьдесят тысяч. Из миллиона жителей приграничных районов Хунани и Хубэя в живых остались всего десять тысяч. На склонах гор и двадцать лет спустя можно было видеть разрушенные деревни и торчащие из земли человеческие кости.
Жутких картин опустошительного разорения Мао своими глазами видел не так много. Когда кровавая драма вплотную приблизилась к Цзянси, отряды Красной армии уже ушли из провинции. Но окружавшая лидеров партии и самого Мао атмосфера изменилась весьма незначительно.
На протяжении всей многовековой истории Китая, бывшей, как знал Мао из трудов жившего при династии Сун летописца Сыма Гуана, «зеркалом современности», народные восстания всегда подавлялись с исключительной жестокостью. Бойня, которую устроил Чан Кайши в «красных зонах», была лишь слабым отражением ужасов восстания тайпинов. Чанкайшисты собирали отрезанные уши; в XVII веке генерал Ли Цзычэн усмирял Сычуань, отрубая у мятежников ноги, а когда любимая наложница возмутилась его бесчеловечным варварством, он собственноручно лишил обеих ступней и ее. Националисты охотились за семьями лидеров партии — при Цинах родственники взбунтовавшихся ученых и генералов вырезались до девятого колена. Даже квоты на число жертв чистки, при всей их схожести с практикой НКВД[44]
, были впервые введены именно в Китае.