Мао удалось убедить своих коллег в том, что Наньчан для Красной армии является слишком твердым орешком. Однако после консультаций с Бо Гу новое совещание Бюро большинством голосов постановило отправить войска в Ганьчжоу. На этот раз возражения Мао поддержал и Чжу Дэ. Ганьчжоу, говорил он, отлично защищен, с трех сторон его окружает вода, и противник считает этот город своим «форпостом, который ни при каких условиях нельзя потерять». В Красной армии же до сих пор ощущалась серьезная нехватка тяжелой артиллерии и других осадных орудий, что привело к неудачам все попытки захвата городов в прошлом году. Не согласившись с этими доводами, совещание назначило Пэн Дэхуая командующим фронта.
Прошло десять дней, и Центральное Бюро собралось в третий раз. В отсутствие Чжоу Эньлая его работу возглавил Мао. Дискуссия на совещании развернулась по вопросу вторжения японских армий в Маньчжурию. Бо Гу расценил ее как «опасный и конкретный шаг в сторону готовящегося нападения на Советский Союз». Мао возразил: «События в Маньчжурии по всей стране подняли мощную волну антияпонских настроений, общих для всех классов. Партии следовало бы извлечь пользу из такой ситуации». Идея Мао заключалась в создании единого патриотического антияпонского фронта, который после победы смог бы оказаться весьма полезным КПК в ее борьбе за власть. Однако для января 1932 года подобная мысль была слишком радикальной. Все усилия центра направлялись тогда на ужесточение классовых боев, но никак не на затушевывание классовых противоречий. Товарищи Мао по партии почти единодушно считали, что, как и в конфликте 1929 года на КВЖД, максимальную озабоченность вызывает угроза безопасности Советского Союза. Спор обострялся, и в конце концов один из присутствовавших бросил Мао в лицо: «Если ты не понимаешь, что Маньчжурию Япония превратила в плацдарм для нападения на Россию, то ты в таком случае — правый оппортунист!»[45]
В наступившей после фразы глубокой тишине Мао вышел из комнаты.В тот же день либо чуть позже он попросил отпуск по болезни и получил его. Один из «возвращенцев», Ван Цзясян, заменил Мао на единственном остававшемся у него военном посту начальника Главного политического управления Фронтовой армии. Неделю спустя Мао вместе с Хэ Цзычжэнь и несколькими телохранителями остановился в заброшенном храме на вершине Дунхуашани — пологого вулканического холма в пяти милях к югу от Жуйцзиня.
Суровая, покинутая людьми местность как нельзя более соответствовала настроениям Мао. Святилище — кумирня, сложенная из отполированных временем черных гранитных плит, — было темным, холодным и влажным; каменный пол покрывал плотный густой мох. Как обычно, политические пертурбации повергали Мао не только в душевные, но и в физические муки. Неожиданно для себя Хэ Цзычжэнь увидела его постаревшим, Мао начал терять вес. Опасаясь, что влажный воздух только ухудшит его состояние, Хэ распорядилась, чтобы в самом храме поселились охранники, сама же вместе с Мао устроилась в пещере неподалеку — там было суше и теплее, имелся вырубленный в камне небольшой бассейн, дававший возможность мыться. Воду приносили снизу в деревянных бадьях на бамбуковых коромыслах, по высоким ступеням высеченной в скале узкой лестницы.
С вершины холма открывался великолепный вид на равнину, в западной оконечности которой высились, как стражи, три древних пагоды. Мао пытался записывать по памяти стихи, сложенные в седле во время пребывания в Цзянси. Время от времени из Жуйцзиня прибывали последние новости и свежие партийные документы. Оставалось только ждать, когда политические раны затянутся сами собой.
Новый «временный центр» в Шанхае, как скоро стали называть возглавляемое Бо Гу руководство партии, оказался не настолько беспомощным, каким позже многие стремились его показать. Сам факт его существования уже был серьезным достижением. С арестом Якова Рудника (известного также под именем Хилари Нулснса), сотрудника украинского НКВД, который выдавал себя за профсоюзного деятеля из Бельгии, реальная политика Коминтерна в отношении Китая зашла в тупик. Бо Гу же вместе со своим другом Чжан Вэньтянем сумели не только сохранить свою агентурную сеть, пронизавшую высшие эшелоны военного командования Чан Кайши, но и ликвидировать многих оперативников спецслужб Гоминьдана и их информаторов-коммунистов. Слабые успехи в руководстве «красными зонами», население которых составляло около пяти миллионов, объяснялись прежде всего усилением леваков, чьими кумирами были Цюй Цюбо и Ли Лисань. Вот почему Бо Гу в январе вновь поднял вопрос захвата больших городов:
«Тактика действий партии избегала осады крупных городов страны. В прошедшие годы она была правильной, но сейчас обстоятельства изменились. Теперь главная задача заключается в расширении нашего влияния, в объединении разрозненных советских районов и использовании нынешней благоприятной в военном и политическом отношении ситуации для захвата одного или двух важнейших городов. Это откроет дорогу к победе дела революции в целых провинциях».