В этом возбужденном, чтобы не сказать эйфорическом, состоянии Мао возвратился в Пекин. Цели ясны, задачи определены — за работу, товарищи! Пообещав превзойти Великобританию, он поставил страну перед необходимостью в начале 70-х выплавлять ежегодно сорок миллионов тонн стали, то есть вдвое больше, чем установил пленум ЦК полутора месяцами ранее. А ведь оставалось еще производство оборудования, цемента, химических удобрений. Оставался вопрос: как?
В поисках ответа Мао отправился в четырехмесячную поездку по стране. Из южных провинций Китая он поехал в Маньчжурию, в марте прибыл в Сычуань, откуда по Янцзы спустился пароходом до Ухани, чтобы уже в апреле посетить Хунань и Гуандун.
Как и в начале 30-х годов в Цзянси, для выработки новой политики Мао требовалось собственными глазами увидеть «правду жизни». Однако имелось, и существенное отличие: четвертью века раньше, в Китайской Советской Республике, Председатель мог свободно разъезжать там, где ему вздумается. В 1958 году, уже в Народном Китае, каждый его шаг тщательно расписывался на недели, а то и месяцы вперед. Поиски правды означали встречи с первыми секретарями провинциальных комитетов, которые везли высокого гостя в образцовые хозяйства, чьи руководители, как их проинструктировали, говорили Мао лишь то, что ему так хотелось услышать. Данные, объективно отражавшие положение дел, до него так и не доходили. Иллюзия глубокой информированности на практике оказалась намного опаснее обычного незнания.
В каждом пункте своих остановок Мао созывал совещание кадровых партийных работников, закладывая теоретические обоснования «большого скачка вперед».
4 января 1958 года в Ханчжоу он впервые высказал идею «непрерывной революции», тут подчеркнув, что она не имеет ничего общего с троцкистской ересью о революции «перманентной». За социалистической революцией, то есть уже завершившимся в Китае обобществлением средств производства, без всякого перерыва последуют «революция в идеологии и политике» и «техническая революция». Последняя, пояснял Мао, будет означать «новый подъем уровня продукции».
Через десять дней в Наньнине он обратил свой гнев против тех, кто выступал полутора годами ранее против политики «малого скачка». «По делу о безоглядной гонке вперед главным обвиняемым прохожу я, — заявил Мао. — Вы против нее. Что ж, в таком случае я против вас!» Чжоу Эньлай был вынужден выступить с самокритикой, признаться в «политической нерешительности» и «правоконсервативных ошибках». В марте в Чэнду Мао обрушился на планирующие ведомства — за их «рабскую приверженность советскому опыту», и на всю партию — за «рабское преклонение перед специалистами вообще и буржуазными специалистами в частности». Месяцем позже в Ханькоу он пошел еще дальше и объявил буржуазную интеллигенцию «классом эксплуататоров», с которым необходимо вести «беспощадную борьбу». Китай обязан избежать участи быть скованным чуждыми ему экономическими законами:
«Мы должны избавиться от предрассудков и веры — или недоверия — в ученых… При обсуждении любой проблемы необходимо принимать во внимание и вопросы идеологии. Способы решения проблемы подчинены политической точке зрения. Как можно опираться лишь на цифры, забывая о политике? Отношения между политикой и цифирью такие же, как между офицерами и солдатами:
Политическая доминанта характерна для всех выступлений Мао, однако нечасто он столь категорично убеждал аудиторию в том, что фактами и цифрами можно пренебречь. В конце весны 1958 года картина светлого коммунистического будущего непрерывно добавляла в его кровь адреналин: ничто на свете не сумеет противостоять объединенным усилиям шестисот миллионов человек.
Уверенность в собственной правоте подогревала начавшееся предыдущей зимой широкое движение за ирригацию всей страны. За четыре месяца сто миллионов крестьян вручную выкопали каналы и водохранилища, способные обеспечить водой почти девять миллионов гектаров земли. Их усилия превзошли самые смелые ожидания партии. Требовалось всего лишь «раскрыть шлюзы, забыть о предрассудках и предоставить полную свободу инициативе и творчеству масс», — заявил Мао в мае на втором этапе работы 8-го съезда КПК, когда будет официально объявлено о начале «большого скачка», и как бы в объяснение добавит: «Нет, мы вовсе не сумасшедшие!»
Как бы там ни было, установленные съездом плановые задания для сельского хозяйства и промышленности возросли в несколько раз.
В Чэнду Мао потребовал от провинциального руководства любой ценой оставаться в границах возможного. «Революционный романтизм — прекрасная штука, — говорил он, — но какая в нем польза, если мы не можем воспользоваться им на практике?»