Мао Цзэдун

В мае задание по выплавке стали Мао увеличил с шести до восьми миллионов тонн, а время, требуемое для того чтобы обойти Великобританию, сократил вдвое. США он намерен обогнать за пятнадцать лет — одновременно с Хрущевым. Собственно говоря, заявил Мао, Китай должен сделать это первым и «вступить в коммунизм с опережением графика». Вскоре понятие о разумном пределе потеряло всякий смысл. Осенью планировали выплавить без малого одиннадцать миллионов тонн стали, а всего тремя неделями позже уже «одиннадцать с половиной или двенадцать миллионов». К этому времени Мао предполагал в 1959 году получить тридцать миллионов тонн стали (и обогнать Великобританию), в 1960-м — шестьдесят (превзойти СССР), в 1962-м — сто (оставить позади США), а к началу 70-х выплавлять ежегодно семьсот миллионов, что в несколько раз превысит выплавку стали во веем остальном мире. Столь же стремительно увеличивались плановые цифры производства зерна: сначала триста миллионов тонн (вдвое больше последнего снятого урожая), затем — триста пятьдесят.

Цель ставилась одна — сделать Китай великой державой. «Хотя мы располагаем огромным населением, — сообщил Мао Политбюро, — нам еще не представлялось случая продемонстрировать всю свою мощь. Когда мы сравняемся с Великобританией и Америкой, даже Даллесу[70] придется уважать Китай и считаться с его статусом великой нации».

Но этим планы Председателя не исчерпывались. Новый Китай должен был обрести элегантность. «Французы сумели создать прекрасные архитектурные ансамбли, бульвары и улицы. Если на это способен капитализм, то неужели мы окажемся позади?» Красоту облика городов и деревень дополнит всесторонняя забота о повседневной жизни человека труда. Тань Чжэньлинь, бывший командиром батальона в Цзинганшани, который сменил на посту главного куратора сельского хозяйства, весьма трезвомыслящего Дэн Чжихуэя, развернул перед партией эпическое полотно такого изобилия, что могло бы заставить Хрущева побледнеть от зависти:

«В чем же заключается истинный смысл коммунизма?.. На первом месте стоит хорошая еда, которая даст не только ощущение сытости в желудке. В процессе поглощения пищи человек наслаждается вкусом мяса, смакуя цыпленка, нежную свинину, рыбу или яйца. Деликатесы типа мозгов обезьяны, ласточкиных гнезд или белых грибов должны быть доступны каждому «по потребности». Следом за едой идет одежда. Человек имеет право носить то, что ему нравится. Наши туалеты будут отличаться различным кроем, фасоном, богатством цветов, а не представлять безликую массу синих френчей… После работы люди наденут шелка, тонкое полотно, отороченную мехом верхнюю одежду. Затем приходит очередь жилища… Центральное отопление согреет дома на севере страны, кондиционеры принесут желанную прохладу на юге. Каждый получит комфортабельную квартиру в многоэтажном жилом комплексе. Естественно, в быт войдут телефоны, электричество, водопровод и телевидение. На четвертое место я бы поставил средства сообщения… Широкое развитие получит воздушный транспорт, во всех уездах откроются аэропорты. Пятое — в стране не останется людей без высшего образования. Все это вместе и даст нам коммунистическое общество».

Столь заманчивые перспективы виделись не одному только Таню. Мао и сам говорил о покрытых асфальтом шоссе, которые будут служить также и взлетными полосами для самолетов. По его мнению, каждый городок будет располагать собственным авиапарком, а среди жителей обязательно найдутся свои философы и ученые. «Это то же самое, что и игра в мацзян[71], — с удовлетворением воскликнул Мао, рассуждая о грядущем богатстве. — Остается только удвоить ставки!» Членам Политбюро пришлось согласиться. Даже приземистый прагматичный Дэн Сяопин видел каждого китайца владельцем велосипеда, а женщин — на высоких каблуках и достающими из сумочки губную помаду.

Чем был вызван подобный полет фантазии?

Как мог Мао, который в стремлении к власти всю свою жизнь отличался редкостным умением взвесить каждый возможный и невозможный вариант развития событий, забыть о здравом смысле и предаться утопическим мечтам, не имевшим ничего общего с суровой действительностью? Что заставило людей типа Чжоу Эньлая и Бо Ибо, всего лишь за год до этого рьяно критиковавших куда более скромные проекты, выступить в поддержку едва ли не горячечных видений?

И сейчас, полвека спустя, на эти вопросы трудно найти полный и всеобъемлющий ответ.