Весь город был охвачен могучим порывом преданности и энтузиазма. В густом тумане исступленного восторга очень немногие сохранили остроту зрения, позволившую одному из студентов записать через несколько недель в своем дневнике: «Великая культурная революция — это не массовое движение, а поступь одного-единственного человека, под дулом винтовки гонящего массы вперед». Глаза подавляющего большинства людей оказались закрытыми. Для штурма новых политических высот Мао удалось-таки собрать свою партизанскую армию. Целое поколение молодых китайцев во имя Председателя готово было и умирать, и убивать — все равно.
И они убивали.
Кровь пролилась буквально через несколько дней после митинга. Первой жертвой хунвейбинов стал известный писатель Лао Шэ, автор романов «Рикша» и «Записки о Кошачьем городе». Его и еще тридцать других представителей творческой интеллигенции затащили во двор бывшего конфуцианского храма в Пекине и подвергли унизительной процедуре стрижки «по фасону инь-ян», обрив половину головы. Затем на лица им выплеснули пузырьки черной туши, а на грудь повесили таблички с надписью «Семя демонов и змеиное отродье». После этого хунвейбины поставили свои жертвы на колени и принялись хлестать их прутьями и кожаными ремнями. Шестидесятисемилетний Лао Шэ потерял сознание. Когда утром следующего дня писателя принесли домой, одежда его была так пропитана кровью, что жене его пришлось разрезать заскорузлую корку ножницами. Через сутки Лао Шэ покончил с собой, бросившись в воду неглубокого пруда рядом с Запретным городом.
Подобная судьба ждала многих. В Пекине вряд ли можно было найти квартал, где «красные охранники» не забили бы насмерть хотя бы одного жителя. В конце августа в течение всего лишь четырех дней в пригороде от рук хунвейбинов пали триста двадцать пять человек, среди которых оказались шестинедельный младенец «из семьи реакционеров» и разменявший девятый десяток старик.
Умудренное жизненным опытом поколение было поражено внезапностью трансформации: вчерашние робкие и полные светлых идеалов молодые люди за одну ночь превратились в разъяренных, жаждущих крови дьяволов. Мао же видел в этом свидетельство «боевого духа китайской нации». Сколько раз в прошлом, начиная с «движения 4 мая» 1919 года и кончая кампанией «ста цветов», спокойные студенческие городки в течение нескольких часов становились вулканами клокочущей ненависти и разнузданной политической агитации? Сейчас же, в 1966 году, путь молодежи указал самый могущественный человек — великий Председатель Мао: «Революция — это акт насилия, в результате которого один класс свергает господство другого». Линь Бяо убеждал вождя навсегда покончить с «четырьмя старыми»: старым мышлением, старой культурой, старыми традициями и старым укладом. Министр общественной безопасности Се Фучжи отдал милиции распоряжение предоставить хунвейбинам полную свободу действий:
«Следует ли наказывать «красного охранника», который убил человека? На мой взгляд, если человека убили, значит, он мертв, и только. Нас это не касается… Если ненависть масс к вредным элементам не знает предела, зачем же пытаться остановить ее? Народная милиция должна стоять на стороне «красных охранников», поддерживать с ними связь, сочувствовать им и снабжать их необходимой информацией, особенно о пяти вредных категориях: землевладельцах, богатых крестьянах, контрреволюционерах, вредных элементах и «праваках».
Подобная откровенность была редка даже в те времена. Но ведь Се фактически повторил слова самого Мао, произнесенные в 1949 году, когда, поясняя сущность «демократической диктатуры народа», Председатель заявил: «Государственный аппарат, включая… народную милицию и суды… является инструментом одного класса для подавления другого. Этот инструмент — насилие…»
Насилие, революция и власть составляли то триединое начало, с помощью которого Мао на протяжении весьма долгой карьеры реализовывал свои политические воззрения.
В 60-х насилие служило тем же целям, что и в крестьянском движении в Хунани в далеком 1926-м, в Цзянси в 30-х и в ходе земельной реформы 40-х и 50-х годов. Огнем и железом истреблявшие врагов Председателя хунвейбины целиком отдали себя беззаветному служению идеям Мао. Кан Лин, «красный охранник» из Сычуани, вспоминал впоследствии, как шестнадцатилетним школьником он прошел обряд посвящения: