Приспособленный на потребу дня «китаизированный марксизм» мог дать определенные результаты лишь на начальных этапах китайской революции, когда она носила главным образом антифеодальный, антиимпериалистический характер. Но чем ближе страна подходила к подлинно социалистическим задачам, тем больше проявлялась вся однобокость и слабость маоизма. Именно в этом смысл ошибок пекинского руководства в конце 50-х годов: провал попыток «перескочить» в коммунизм, не заботясь всерьез о создании современной индустриальной базы, о развитии демократии, о подъеме благосостояния народа. В свою очередь эти провалы и связанные с ними разочарования нашли уродливый выход в обострении национализма, в стремлении добиться тех же целей с помощью авантюристической внешней политики.
Исходным принципом марксизма является убеждение, что в основе общественного развития лежат объективные предпосылки, прежде всего способ производства материальных благ. «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»
Что касается маоизма, то для него характерен иной подход. Он верит во всесилие волевых и идеологических методов как в подготовке и осуществлении революции, так и в строительстве социализма. С этим связана теория о том, что партизанскую войну можно начинать в любой стране — нужна лишь горстка революционных застрельщиков-энтузиастов. С этим связана вера в возможность произвольных скачков в общественном развитии. С этим связано и убеждение, что энтузиазм, рожденный в ходе «культурной революции», может привести к чудесам в строительстве экономики и совершенствовании общественных отношений.
В решениях XI пленума ЦК КПК говорилось: основная сила «великой пролетарской культурной революции» в том, что она «трогает людей до глубины души». Это должно «революционизировать идеологию народа», и «в результате можно будет добиться более значительных, более скорых, лучших и экономичных результатов во всех областях деятельности».
Маоизм распространяет убеждение, что, достаточно только изменить образ мыслей человека, и ему будет доступно любое дело. «Как можно утверждать,— писал Мао Цзэ-дун в 1955 году,— что 600 миллионов нищих не смогут за какие-нибудь несколько десятков лет превратить свою страну в богатую и могучую?» А в 1958 году приспешники Мао так пояснили эту его мысль: «Многие живые примеры доказывают следующее: нет никаких непроизводительных районов, есть только.непроизводительная мысль. Нет никаких плохих земель, есть только плохая система обработки земли. Пусть люди полностью используют свои субъективные возможности, и тогда можно будет изменить природные условия». «Революционная» фраза, броский лозунг — вот что ставят маоисты во главу угла, совершенно отвлекаясь от того, что даже самые правильные лозунги необходимо подкреплять научнообоснованной политикой.
Отсюда вырастают такие необъяснимые с точки зрения здравого смысла, но вполне объяснимые с позиций маоизма вещи: китайский участник мирового чемпионата по пинг-понгу одержал победу, поскольку вооружился высказываниями Мао Цзэ-дуна; по этой же причине, оказывается, преуспели хирург и машинист паровоза, ученый-атомщик и доярка.
Отсюда массовое заучивание новых молитвенников— сборников цитат Мао Цзэ-дуна, которые звучат как конфуцианские изречения или христианские проповеди. В этих сборниках — набор высказываний, сделанных в разное время. Когда и в каком контексте это было сказано, к чему это относилось, как это понимать сейчас—все это не объясняется. Цитаты преподносятся как незыблемые и вечные истины, пригодные во все времена и при всех условиях.
Если говорить о психологической стороне «культурной революции», то она как раз и состоит в том, чтобы воспитать бездумных сторонников вероучения маоизма, сделать их слепым орудием для достижения любых целей.
Особенно беспомощно выглядят Мао Цзэ-дун и его приспешники, когда обращаются к современным проблемам международного коммунистического движения. Не владея диалектическим методом исследования, игнорируя факты жизни, они пробавляются перетасовыванием цитат, специально подобранных для «подтверждения» поразительно плоских суждений о многообразных и сложных процессах жизни народов в середине XX столетия. Вся их игра в цитаты и попытка «побить» таким путем выводы, основанные на анализе действительности, наглядно свидетельствуют о полном непонимании творческого и непрерывно развивающегося учения Маркса и Ленина.
В. И. Ленин был гениальным теоретиком и практиком революции. И всякий, кто стремится следовать Ленину, должен видеть главный критерий теории в практике, в опыте миллионов.