Мара из Троеречья (СИ)

Она не дослушала. Зажала уши руками. Со всей силы — до звона в голове, темных мушек перед глазами и головокружения. Рухнула на колени, но ладоней не убрала. Хан разглядывал её, как диковинную зверушку — с интересом и недоумением. Губы его зашевелились, но Марушка не услышала больше ни слова. Догадалась только.

— Я не хочу больше слушать тебя! — крикнула она. — Ты говоришь правильно. Так, что я могу поверить. А я не хочу! Режь, убивай… Но пока там, — кивнула она подбородком на другой берег, боясь расцепить руки, — есть хоть один, я не встану на твою сторону…

Хан вопреки непочтительному обращению не только не разгневался на неё, но и не скрыл смешка. Постоял, оглядывая земли, на которые готовился обрушить мощь своего войска, да покинул утёс. На смену ему будто из-под земли выросли чернокосые стражи. Марушка не испугалась их. Просидела над обрывом до самой темноты, пока Роланда не затянуло закатной дымкой, так что сложно стало разобрать даже очертания. А когда воин и вовсе растворился во тьме, и на другой стороне один за другим взнялись костры и затянулись, понеслись над обмелевшей рекой боевые песни — ушла.

В лагере царило оживление. Охранники, приставленные ханом, отстали на несколько шагов и, сколько Марушка не оборачивалась, не могла различить их в толпе, хоть спиной чувствовала взгляды. Она пробегала меж шатров, обминала псов, что, стоило ей приблизиться, задирали морды к наливному яблоку полной луны, оглашая округу тоскливым воем.

Один из воинов, завидев её издали, окликнул и приподнял тяжелую ткань, скрывавшую вход в шатер. Марушка помедлила, но вошла.

Спиной к ней, на тканом ковре, расстеленном прямо на траве, сидел Лис. Мокрые волосы прилипли к шее, капли воды стекали по голой спине — новая, расшитая рубаха лежала рядом. Пока Марушка говорила с ханом, он, значит, мылся с дороги. Два золоченых блюда: с нарезанным прозрачными полосками мясом и спелыми фруктами стояли по левую руку. По правую — кувшин с горлышком длинным и узким, как лебединая шея. Лис сгребал мясо горстями, закидывал в рот и глотал, не жуя, то и дело прикладываясь к содержимому кувшина. Пировал, празднуя завершение дела. Будто ничего и не произошло, а за стенами шатра не готовилось стереть княжий град с лица земли бесчисленное ханово войско.

Марушка собралась выскочить, но запуталась в ткани у выхода. Надеялась ускользнуть незамеченной, да учинила возню. Лис повернулся, лениво дожевывая мясо. Марушка застыла у выхода. Молчала, сопела зло и буровила его взглядом — что она могла сказать? В лицо предателю разве что плюнуть.

Лис кивнул, приглашая присоединиться к трапезе.

— Надеюсь, ты получил, чего хотел? — Марушка впилась ногтями в предплечье, останавливая себя, чтоб не расплакаться или не наброситься на него с кулаками.

— Еще не всё, — осторожно ответил он, оглянулся, будто сквозь плотную ткань за ними могли подглядеть. И пододвинувшись, похлопал ладонью по ковру подле себя. — Посидишь со мной немного?

— Деньги-то карман не жгут? — Марушка хотела молвить холодно и безразлично, но не сдержала злости.

— Не впервой, — горько усмехнулся Лис.

Собрался ещё что-то сказать, но тряхнул головой, подхватился и вышел, грубо столкнув её с пути. Расшитая тряпка, с которой Марушка не могла справиться, расправилась, открыв дорогу. Только вот выходить расхотелось — вдруг снова на предателя наткнется. Даже хановы воины в её глазах теперь выглядели благороднее — те хоть в друзья не набивались.

Она свернулась калачиком на ковре и долго смотрела, как из опрокинутого кувшина на рубаху, которой Лис не забрал, капает вино. И как белая ткань мало-помалу становится красной…

Её разбудили на рассвете, откинув ткань и запустив утреннюю прохладу в шатер.

— Время пришло… — услышала Марушка, и подскочила, втайне надеясь, что проведенная во вражеском лагере ночь — просто марево страшного сна.

Но сам хан ждал у входа, пока девочка протрет глаза, чтобы отправиться с нею к обрыву. Старик семенил следом, стараясь не отставать, и чучелко не то крысы, не то белки, суетливо покачивалось у него на поясе. Процессию замыкал Лис. Засунув руки в карманы и облачившись в новые одежды — под стать тем, что носили чернокосые воины, он шагал сзади, насвистывая нескладно под нос. Марушка оглядывалась и скрипела зубами: он выглядел так, будто только что получил задаром все сокровища мира.

Вспыхнув огнем на глади предательски обмелевшей реки, занялась заря. Над водой ещё полз дымок. На другом берегу худыми рядами выстроилось войско Радмилы. Туман прорезали пики, которые бойцы сжимали в руках. За ними смутно виднелись мечники. И черной птицей порхая, припадал к земле Чернав. Вырастали по мановению ока костяные чудища — ростом с крепкую собаку. Семенили кривыми лапами и останавливались у воды, клацая челюстями.

«Жалкая горстка!» — всхлипнула Марушка, оглядываясь на хановых воинов с мечами и луками. Черным-черно — ни конца им, ни края не видать! И пеших не найти: фыркали кони, били копытами о землю, готовые нести всадников в атаку.