Мара из Троеречья (СИ)

Собранная из разномастных перьев и сухих костей птичка, кренясь в воздушных вихрах, парила над рекой. К ней летела. Марушка протянула руку — друзья живы, они рядом, и даже в битве о ней не забыли… Совсем чуть оставалось — вот-вот лапками ухватит палец, как жердочку! Пичуга вдруг дернулась, скрипнула и рассыпалась в прах: закружили над обрывом перья, опускаясь в алые воды.

— Нет!.. — Марушка доползла до самого края.

Распадались костяные псы, трещали под копытами ханских скакунов… Падали мёртвые лошади, и белая муть застилала их глаза. Княжьи бойцы, приставленные чародею в охрану, оглядывались по сторонам и беспорядочно размахивали мечами в поисках невидимого врага. Лицом ниц в высокой траве лежал Чернав.

Маленькая светлая точечка ловко проскочила у воинов меж ног, пропала из виду, а потом вскочила на обрыв — выросла до мокрой крысы, да и шмыгнула старику в карман. Маршука ахнула: не крыса — ласка! Мордочка у ней вся красная, будто спелой малины налопалась… Только вот беда — не жалуют ласки фруктов да ягод. Ханов слуга провел морщинистой ладонью зверьку по голове, и тот замер, ощерился и высох, обратившись снова в чучелко.

Марушка вскочила. Уж с дряхлым стариком-то она справится!

— Я тебе жилы заморожу. Желчью до конца жизни харкать будешь… — прошипела, и хан захохотал, услыхав её угрозы. Старик подхватил — от смеха булькал с присвистом, дергая жидкой бородёнкой.

Лис безучастно разглядывал свое отражение на лезвии ножа. Будто не слышал ни криков, ни стонов на той стороне.

Княжье войско отступало: со два десятка еще бились у воды, отчаянно сдерживая лихих всадников. А те, что обороняли ход в город, побросали оружия и, толкая друг друга, бежали искать защиты за каменными стенами. Наперерез им мчался Хест. Роланд остановил коня, выкрикнул несколько слов и повернул беглецов снова в бой.

«Это конец! — сжимала кулаки Марушка, не обращая внимания на саднящую рану. — Роланд там храбрится, а без Чернава им не сдюжить…»

Женщина — простоволосая и безоружная, выскочила из-за городских врат, бросилась в самую гущу и затерялась в клубах пыли.

«Безумная! — взвыла про себя Марушка. — Княгиня решила войску боевой дух поднять? Помрет там!..»

Роланд, будто его в спину хлестнули, развернул коня. Хест гарцевал на месте, пока всадник беспорядочно оглядывался. Наконец, натянул узду и быстро оказался рядом с женщиной. Пытался что-то втолковать ей, хватать за руки и тащить к городу, но та не покорилась его воле. И он сдался. Довел туда, где пал Чернав. Она решительно закатала рукава и припала к земле, заняв место чародея. Белые косы разметались по плечам…

— Никакая это не княгиня, — внутренности у Марушки будто затянуло тугим узлом, — это Федора…

Похожие на сороконожек, поднимались под её песнь новые костяные чудища — свирепо перебирали лапками и бросались в бой. Роланд не отходил, закрыв чародейку собою.

Старик снова затянул свой монотонный вой, бряцая бусинами. Сколь сильно не злилась Марушка на наставницу, смотреть, как убивают её, не собиралась. Вот только и сыскалось на обрыве, что острый камень. Ожившее чучелко снова шмыгнуло к краю, и Марушка без жалости обрушила булыжник на него. Под камнем хрустнуло и чавкнуло: задергалась когтистая лапка и усохла. Марушка поднялась, полная решимости броситься на старика. Но не успела.

Берег накрыло градом стрел. Взметнулся Хест. Всадник чудом удержался в седле. А когда выпрямился и кое-как успокоил хрипящего скакуна, стало видно древко вонзившейся в плечо стрелы. Роланд не дрогнул, только перекинул меч в левую руку.

Марушка ахнула, выронила камень и шагнула к обрыву. Бывало и хуже, а он крепкий, выдержит. Она его вылечит! Им бы только пережить эту битву…

Хан поднял руку, отдавая приказ, и лучники снова выпустили стрелы. В этот раз — точно в цель. Роланд взмахнул мечом. Закрывая Федору, принял удар на себя. Дернулся, когда стрелы пронзали его одна за другой, и обронил меч. Неловко зажимая рану на животе, обмяк и сполз по конской спине. Калёная стрела зацепила и Хеста — тот встал на дыбы и, обезумев от боли, понес всадника. Пока, наконец, не сбросил мёртвого хозяина и сам не упал в пыли.

— Пожалуйста, не надо… — шепнула Марушка, вздымая руки, будто могла остановить падение и поймать его. Да так и замерла. Нутро ей заполонила опаляющая боль. Словно это она стрелы своим телом словила. — Роланд…

Если бы Марушка могла — оказалась бы на том берегу, чтобы заслонить его. Врачевала бы безнадежные раны, чтобы снова вырвать воина у смерти. Она повернула бы время вспять, и ни за что не покинула остров. И еще, назвала бы его своим другом. «Я ненавижу тебя», — вот чем она на прощание одарила того, кто всеми силами старался её спасти… Боль смешалась с яростью, превращаясь в чувство доселе неведомое.

Сначала перемены никто не заметил, даже она сама, пока не взвизгнул дребезжащим голосом — глупо и по-девичьи, старик: река забурлила, закипела и поднялась, повторив движение девочки, высоченной волной. Да так и застыла — ни туда, ни сюда.