Мара из Троеречья (СИ)

Хан опустился в высокое кресло, загодя принесенное из шатра. Лис занял место по правую руку, к вящему недовольству последнего, оттеснив старика. Четверо воинов выстроились позади.

— Великий завоеватель что, испугался биться? — фыркнула Марушка, силясь унять дрожь в коленях.

— Войско противника, что блоха, — нараспев произнес старик, дребезжа бусинами в бороде и отчаянно пытаясь протиснуться меж Лисом и подлокотником кресла, — одним щелчком ногтя разобьют их наши воины! Незачем Избраннику Великого Синего Неба марать руки о недостойных.

Лис удовлетворенно кивнул, но старика не подпустил. А Марушка поклялась, если выживет, самолично придушить рыжего. С удивлением она заметила, что тот крутит в руках глиняную лошадку. Неужто за такой короткий срок так низко пал, чтобы ребенка обокрасть?

— Девочка не изменила решения? — хан напоминал большую кошку, что перекидывает в мягких лапах мышонка из интереса, но стоит ему нарушить игру, как зверь тотчас же выпустит когти.

— Нет, — покачала головой Марушка.

Лис выступил вперед и обратился сразу к хану, миновав старика:

— Не сочти за наглость. Я не тороплю, конечно. Но не хотелось бы прохлаждаться, — осклабился он, — пока другие будут доблесть в бою показывать. Уговор не забыт?

— Медный багатур сдержал слово и доказал преданность, — прервал хан. Снял с пояса кинжал в кожаных ножнах с тиснением, и протянул ему.

— Вот спасибо! Теперь в расчете.

Не успел Лис повернуть к облюбованному месту, как голос хана пророкотал громом, пронесся над обрывом и растворился в крике чаек:

— За это удостоен доверия реку отворить.

Лис застыл, и тень сомнения омрачила его лицо. Дрогнула рука, обнажив лезвие. Но он быстро встряхнулся, собрался и направился к Марушке. Первые лучи солнца заиграли на острие ножа. Шаг за шагом, он приближался неотвратимо, а она не могла заставить себя бежать. Опустилась на землю, ушибив колени, и обхватила себя руками, пытаясь защититься.

— Лис, ты ведь не можешь так! — застонала Марушка. — Там наши друзья… Они погибнут. Все погибнут! Ты разве не видишь, хан играет с нами? Что бы ни пообещал тебе, он не сдержит слова… Остановись, — прошептала она одними губами, — пожалуйста, Лис, не надо!..

Он будто не слышал. Схватил её за руку, больно дернул и потащил к обрыву. Марушка уперлась, вспахала носками сапог пожухлую траву. Тщетно. Лис не слышал её мольбы, будто чары какие его опутали. От взглядов, прикованных к ней со всех сторон, замутило. Марушка закрыла глаза. Всего капля крови!.. Острая боль обожгла ладонь. Она взвизгнула, хотя обещала себе держаться до последнего и ни словом, ни взглядом не выдать страха. Но заструилась горячая кровь, окропила песок, брызнула на траву, растворилась в темных водах… Река забурлила, вскипела, поднялась волной, жадно напитываясь нею.

Воцарилась напряженная тишина. И в этом безмолвии хлопнул в ладоши хан и прервал его, отдав короткий приказ. Отделился от строя чернокосый воин с колчаном стрел, с мечом и с луком, завел коня в воду. Ничего не случилось. Ни всплеска, ни ряби. Воин торжествующе возвел оружие над головой. Взревели другие, подстегнули коней и бросились в атаку.

Марушка отползала от обрыва, оставляя за собой бурый след. Лис даже не взглянул на нее — обтер кинжал краем рубахи и встал рядом с ханом. А она не решалась посмотреть вниз, страшась увидать, как гибнут все, кого знала. Крики, лязг оружий, конский хрип и стоны смешались воедино… Если бы она могла сделать хоть что-нибудь!

Несокрушимой волной захлестнуло ханово войско далекий берег. Чудища Чернава поджидали у самой воды. Прыгали, щелкали зубьями и рассыпались от ударов, чтобы собраться вновь. Ныряли под копыта лошадям костяные собаки — вгрызались в брюхо, и кони всхрапывали и падали, приминая всадников.

Княжьи воины с песней шли в бой. Бросались один на десятерых и падали в пыли, чтобы никогда не встать. Трое обступили Чернава, закрыли от ударов, возведя мечи да прикрывшись щитами. Чародей раскачивался, напевал монотонно, перебирал комья земли. И мертвые лошади с берега поднимались на его зов. Волоча за собой требуху, бросались наперерез черным полчищам и топтали копытами ханских воинов. Выживших добивали костяные собаки.

«Чернав! — Марушка зажала рану на ладони, прикипев взглядом к человеку в темных одеждах. — Одного его достаточно, чтоб ход войны повернуть…»

К Чернаву подскочил всадник на черном коне. Марушка напрягла глаза и взвизгнула — Роланд! Жив!.. Он наклонился и указал на обрыв. Из-под рук чародея взметнулась птичка.

Позади кто-то взвыл — низко и утробно. Марушка вздрогнула: старик пританцовывал на одной ноге. Звенели, стуча друг о друга, глиняные бусины в его бороде. Чучелко на поясе подпрыгивало, ударяясь о бедра, пока вдруг высохший глаз зверька не затянуло блестящей пленкой: он моргнул, с хрустом вытянулся и спустился, перебирая лапками, по штанине на землю. В два прыжка очутился у обрыва, и сиганул вниз, в воду. Марушка протерла глаза. «Что за чудь? — она уставилась вниз. — Вот нелепица — ожил, чтоб утопнуть…»