Марево

"Хотлось бы ясне высказаться, да не хватаетъ духу. Вы вс теперь такъ настроены, что даже братъ способенъ возненавидть сестру, если узнаетъ противъ чего и за что она шла. Если ты понялъ меня, успокойся на томъ, что чувства ваши вполн раздляетъ любящая тебя И-а.

"Р. S. Перечитавъ мое посланіе, я нахожу, что это какая-то импровизація безъ всякой послдовательности: тмъ больше правды; посылаю, чтобы не передумать. Не показывай…"

III. Толки

— Дальше зачеркнуто, сказалъ Авениръ, откладывая письмо на столъ и, желая скрыть свои ощущенія, торопливо наклонился къ своей тарелк.

— И хорошо, перебила Анна Михайловна, наливъ майору вишневки. — Что за чепуха! Ничего не поймешь…. Какъ была голова безшабашная, такъ и осталась!

Юленька, сидвшая съ краю стола, подняла голову, грустно поглядла на мать и снова потупилась.

— Много зачеркнуто? вмшался Владиміръ Ивановичъ.

Обычный тонъ Анны Михайловны покоробилъ его, какъ визгъ грифеля по аспидной доск.

Авениръ потянулся къ нему съ письмомъ. Русановъ взялъ его лвою рукой и поднесъ къ правому глазу. Майоръ съ улыбкою слдилъ за этимъ, какъ онъ выражался, непроизвольнымъ аллюромъ. Мсяца два уже, какъ племянникъ оправился отъ ранъ; только рука оставалась на шарф, да головная перевязка закрывала глазъ. Юленька подошла къ Владиміру Ивановичу, и облокотясь на стулъ, глядла ему черезъ плечо. Онъ держалъ письмо транспарантомъ почти у самой свчи; сквозь широкія черты чернилъ темнли чуть видно буквы…. Оба чтеца разобрали только: "…этого письма Русанову. Онъ долженъ забыть меня. Я долго не могла понять, какъ родилось въ немъ чувство къ женщин, не имвшей съ нимъ ничего общаго въ характер; теперь, когда я видла его на земл, въ крови, безъ движенія, — весь напускной стоицизмъ мой…." Они переглянулись изумленнымъ взглядомъ.

— Дальше, сказала Юленька вполголоса (съ нкоторыхъ поръ она стала очень тихо говорить, и въ дом ея почти не слыхать).

— Дальше не дописано, отвтилъ Русановъ, — внизу адресъ ея въ Лондон.

— Чудное дло, заговорилъ вдругъ майоръ, выколачивая погасшую трубку:- я вотъ тоже не совсмъ возьму въ толкъ, про что это она пишетъ, а какъ-то оно…. того…. за сердце хватаетъ!… Марши такіе похоронные бываютъ.

— Нтъ, она не вынесетъ этого состоянія, перебилъ Авениръ, обращаясь къ Русанову, и тому показалось, что все лицо говорившаго преобразилось: никогда еще не было оно такъ симпатично. — Это не такая натура! это у ней временно: или она пойдетъ дальше или умретъ…. она не будетъ оставаться въ этомъ…. въ этой…. объективности, что ли? жалко дяденьки нтъ, а то интересно было бъ послушать, что онъ скажетъ.

— Ничего не скажетъ, замтила Юленька:- съ тхъ поръ, какъ его увдомили, что Коля въ острог, онъ и говорить боится….

— А хандра прошла? спросилъ Русановъ.

— Прошла. Вдь это у него тоже временно бываетъ.

— А я думаю, что она съ ума сойдетъ, начала было Анна Михайловна, задумалась и прибавила:- Будетъ объ этомъ, право! Только тоска одна! Хоть бы она скоре хала сюда, что ли!

Молодежь переглянулась съ улыбкой. Даже Русановъ помирился съ Анной Михайловной за эту фразу, въ которой природная доброта, Богъ всть, изъ какого уголка ея нравственнаго міра, прорвалась сквозь цлый хаосъ всякой всячины. Онъ воспользовался какимъ-то хозяйственнымъ разговоромъ между стариками и вышелъ въ гостиную. Скоро къ нему присоединились Авениръ и Юленька.

— Поняли, гд она могла меня видть? прямо спросилъ ихъ Русановъ.

— Брату я недавно сказала, отвтила Юленька;- я и сама не знала, что это будетъ отъ васъ такъ близко.

— Кто Богу не гршенъ, царю не виноватъ, проговорилъ Авениръ. — Вся ея вина въ томъ, что она была послдовательне насъ всхъ; она свои сумазбродства довела до послдняго конца…. Вотъ хоть бы я…. когда опомнился? когда затями-то въ конецъ раззорилъ имніе…. Теперь позжай въ степь, да принимайся попросту за косулю; и то еще врядъ ли поправимся! Все потеряно, кром чести, насильно улыбнулся онъ.

Юленька поблднла такъ замтно, что Русановъ поспшилъ пожать ей руку и проститься.

— Ну, ужь мамзель, говорилъ майоръ, вызжая съ племянникомъ изъ воротъ и направляя бговыя дрожки къ Нечуй-Втру:- и туда и сюда виляетъ, и изъ воды суха выходитъ…. Нтъ, въ старину, такихъ не бывало, или мы ужь, Богъ милостивъ, на нихъ не натыкались… И вдь вся семья почитай такая безпутная, а лежитъ къ нимъ мое сердце, да и полно…. Русская удаль въ нихъ отзывается….

Русановъ глядлъ въ сторону; въ темной перспектив ночи, по всей степи, покуда глазъ хватитъ, горли огоньки, малъ-мала-меньше, мигая чуть видными точками…. Это крестьяне жгли въ копнахъ обмолоченную гречаную солому.

— Да ты не слушаешь, Володя? сказалъ майоръ, обернувшись назадъ отъ вожжей.

— Какже, слышу! встрепенулся тотъ: — на что жь это ее истребляютъ?

— Солому-то? А куда жь ее беречь? Ты смотришь, что она рослая, да красивая, а ты спроси, на что она годится? Скотъ ее не стъ, для топки мала.

Русановъ опустилъ голову; странная параллель развертывалась передъ нимъ: "еслибы тою сильною натурой да умли воспользоваться," думалось ему.