— Да, вдь они съ Катенькой пріятельницы; сосди-то вс оставили ее, не принимаютъ… ну, да вы человкъ близкій, сами знаете. А Катенька съ ней по-прежнему…. Она теперь верхомъ здитъ; нтъ-нтъ, да и завернетъ къ вамъ.
— Здравствуйте, патріоты, какъ статскій, такъ и воинъ, здоровалась Юленька такъ весело, что Русановъ тотчасъ понялъ, какъ ей легко бываетъ въ этомъ дом; понялъ и то, почему она стала узжать изъ своего на прогулки.
— Скоро вы дете, сосдъ? освдомлялась она,
— Хочется поскорй, говорилъ Чижиковъ. Поврите, Владиміръ Ивановичъ, я человкъ смирный, а до какой степени они меня озлобили своими продлками! Даже жалости я къ нимъ никакой не чувствую. Еще денька два и демте.
— И вы тоже? удивилась Юленька.
Русановъ кивнулъ головой.
Весь обдъ Юленьк было какъ-то неловко; она то заставляла себя шутить, то, не доканчивая начатой рчи, задумывалась, такъ что вс наконецъ замтили. Выйдя изъ-за стола, она тотчасъ опустила пажи амазонки и стала прощаться. Русановъ вызвался проводить ее, говоря, что ему нужно переговоритъ съ Авениромъ. Поднимая ее на сдло, онъ почувствовалъ легкую дрожь въ ея рук, и положилъ себ не тревожить ея неумстными разспросами. Но не успли они отъхать полверсты, она пустила лошадь шагомъ и обернулась къ нему.
— Что, небось, завидно? сказала она, указывая хлыстикомъ на скрывавшуюся усадьбу.
— А то незавидно, отвтилъ Русановъ.
— Кто жь вамъ мшаетъ? проговорила она, замтно поддльнымъ голосомъ:- взяли бы себ жену, стали бы такимъ же семьяниномъ.
Русановъ молчалъ.
— Я понимаю васъ, продолжала она:- еще бы мн васъ не понять! Мы оба надломаны. Говорятъ: "битая посуда два вка живетъ"; да что толку? Но вотъ что, Владиміръ Иванычъ, какой толкъ и мыкаться-то?
— Никакого, отвтилъ онъ.
— Зачмъ же вы дете, живо перебила она.
— А зачмъ мн оставаться? Полгода еще, по крайней мр, лчиться надо; да наконецъ не вкъ же и воевать.
Она помолчала, поиграла поводьями, потомъ тихо проговорила, глядя всторону:
— Счастливый путь…. Охъ, да еслибъ вы знали, какъ охотно сама я ухала бъ куда-нибудь… только подальше… хоть въ Сибирь, хоть въ Камчатку…
Иной разъ едва слышная рчь разитъ больнй всякихъ возгласовъ любаго трагика; такимъ дйствительнымъ, жизненнымъ отчаяніемъ отдались въ Русанов эти слова…
— Вы думаете легко мн здсь? продолжала она въ порыв откровенности:- мать родная косится, бгаетъ меня словно зачумленной; братъ… Ну, конечно, онъ такъ благороденъ, что не выказываетъ, какъ ему трудно снести пятно семейной чести разв я не чувствую этой обидной снисходительности? А сосди? Т ужь прямо, чуть не въ глаза распутной зовутъ…
Тяжело было Русанову слушать ее, онъ почти обрадовался, когда она завидвъ невдалек околицу хутора, подняла лошадь въ галопъ и не не сдерживала ее вплоть до самаго крыльца.
Они застали Авенира въ его рабочемъ кабинет; онъ давалъ аудіенцію сдому атаману, и въ первый разъ еще, можетъ-быть, боле слушалъ чмъ самъ говорилъ…. Какъ только тотъ отпустилъ старика и спряталъ счетную книгу, Русановъ обратился къ нему съ вопросомъ: не будетъ ли порученій въ Лондонъ.
— Я ду за границу, прибавилъ онъ.
Юлія вздрогнула, Авениръ поднялъ на него изумленный взглядъ, прояснился вдругъ, и вдругъ взявъ об руки Русанова, крпко стиснулъ ихъ…
— Какъ не быть порученій? заговорилъ онъ со со слезами на глазахъ;- давно готовы уже… Вотъ…. Онъ отперъ ящикъ письменнаго стола и досталъ денежный пакетъ. — тутъ все что можно послать, отвезите ей… Любите ее, Русановъ, любите мою бдную, несчастную сестру! Спасите ее! говорилъ онъ, обнимая Русанова. Онъ просидлъ съ ними вечеръ, толкуя о предстоящей поздк, прося ихъ сохранить ее втайн отъ уздныхъ язычковъ. Проходя темную залу, онъ столкнулся съ Юліей, поджидавшей его.
— Возьмите это, проговорила она взволнованнымъ шепотомъ, сунувъ ему въ руку брилліантовое колье: — можно продать… Это его подарокъ… Богъ съ нимъ, я ему зла не желаю…. Прощайте… — И она, едва сдержавъ рыданія, скользнула безъ шуму въ свою комнату.
Грустно выхалъ Русановъ съ маленькаго хуторка; судьба молодой женщины глубоко запала ему въ душу, теперь только понималъ онъ, какъ женщина можетъ любить и что она можетъ простить…
V. Проводы
У подъзда губернской гостиницы позвякивала бубенчиками почтовая тройка. Ямщикъ, стоя въ перекладной телжк, увязывалъ переплетъ надъ двумя чемоданами. На двор собирался народъ, дня два уже ходилъ по городу слухъ о поздк Чижикова въ Польшу; всмъ хотлось въ послдній разъ взглянуть на земляка…
Онъ самъ хлопоталъ въ буфет объ угощеніи созванныхъ имъ знакомыхъ; ничуть не подозрвая что происходило между ними въ общей зал, гд они нежданно, негаданно, столкнулись носъ съ носомъ.
— Ну, братъ, говорилъ Полозовъ зятю, утираясь пестрымъ платкомъ:- тащилъ я теба, уговаривалъ проститься съ Митричемъ-то, а самъ попалъ, какъ куръ во щи…
— Что такое? отвтилъ Доминовъ, не поднимая глазъ съ полу.
— Вотъ онъ, пріятель-то! подмигивалъ тесть на забившагося въ противоположный уголъ Авенира: — эхъ, кабы зналъ гд упасть, такъ соломки бъ подослалъ! Ажно потъ прошибаетъ, какъ вспомню, какъ я его желзомъ-то погрлъ.