Читаем Марево полностью

Онъ выглянулъ въ окно, надясь освжить себя впечатлніями чуждой природы, о которой когда-то мечталъ на школьной скамь. Утреннія сумерки понемногу расплывались; машина тихо двигалась по мосту; внизу темнли т же дубы и сосны; какая-то рчонка вилась блою тесемочкой; чуть примтною кучкой мурашекъ паслось стало…. съ шумомъ пронесся встрчный поздъ….

VII. Неизбжное слдствіе

Ненастный, осенній денъ вечерлъ на улицахъ Лондона; сплошная, ровная, какъ запыленный пологъ, срая туча висла почти надъ крышами кирпичныхъ домовъ. словно сквозь сито моросилъ мелкій дождикъ. По блестящимъ, взмоклымъ плитамъ, сновали пшеходы подъ зонтиками; у крыльца большаго отеля остановился наемный кэбъ; Русановъ проворно соскочилъ на земь и взялся за молотокъ.

Робко спросилъ онъ отворившаго слугу о миссъ Инн, словно со страхомъ ожидая непріятнаго извстія.

Тотъ окинулъ его недоумвающимъ взглядомъ.

— The Russian miss? пояснилъ онъ настойчивй.

— Upstairs, равнодушно отвтилъ слуга, показывая вверхъ по лстниц.

Русановъ проворно миновалъ еще три этажа; отъ усталости или отъ волненія колни его дрожали, когда онъ остановился противъ низенькой клеенчатой двери, съ надписью мломъ: Horobetz. Сильно заколотилось въ немъ сердце; онъ, толкнулъ дверь и очутился въ тсной каморк лицомъ къ лицу съ человкомъ, среднихъ лтъ на видъ, съ раскраснвшимся лицомъ, всклоченною бородой, лежавшимъ на кушетк безъ сюртука. На поду валялась пустая бутылка.

— Дома Инна Николаевна? спросилъ удивленный Русановъ.

— Я за нее, отвтилъ тотъ съ пьяною улыбкой, приподнимаясь на локоть и посмотрвъ пристально на гостя:- стало-быть Русскій? прибавилъ онъ полувопросомъ.

— Гд жь она? перебилъ Русановъ.

— Что дашь? скажу! нагло отвтилъ хозяинъ:- здсь, братъ, ничего даромъ не длаютъ.

— Что хотите скажите ей только, что я пріхалъ.

— Поди самъ сыщи, пробурчалъ хозяинъ и выразительно свиснулъ, махнувъ рукой. — Она меня посяла тутъ…. На что братъ? Братъ — обуза…. Леонъ негодяй.

— Ея нтъ? Вы Леонъ? говорилъ Русановъ, сбитый съ толку, измученный поисками и неудачей, и опустился на желзный стулъ: какъ у васъ тутъ холодно, сыро! Боже мой! Неужели она тутъ жила? Гджь она?

— Поставишь полдюжины портеру? лаконически освдомился хозяинъ.

— Хорошо, идетъ…. Тамъ разскажете…. Пойдемте же, пойдемте, торопилъ Русановъ, вставая.

— Пойдемте, говорилъ Леонъ, надвая сильно поношенное пальто и войлочную шляпу, носящую несомннные слды жизни владльца, — я васъ сведу…. я тутъ вс теплыя мста знаю.

Онъ заперъ на ключъ дверь, написалъ мломъ на клеенк: is now at Bull's tavern, исталъ спускаться, придерживаясь за рампу.

"Въ какомъ положеніи!" думалъ Русановъ, слдуя за нимъ: "что она должна была вытерпть, они ршилась оставить его?"

— Правда, что пьянымъ по колно море, ворчалъ Леонъ, шлепая по лужамъ, и направляясь къ простонародной таверн:- смерть хотлось опохмелиться, вотъ вы и…. того… Да кто жъ вы такой? остановился онъ вдругъ.

— Я…. встрчался съ вашею сестрой за границей, разсудилъ Русановъ сохранить инкогнито.

— Сюда! сюда! радостно сообщилъ путеводитель, схватилъ стеклянную дверь и не безъ достоинства услся къ столику, — two bottles stout, waiter! скомандовалъ онъ: — вы не поврите, какъ скоро учатся чужому языку въ моемъ положеніи, прибавилъ онъ, наполняя стаканы дрожащими руками, съ сіяющимъ взглядомъ.

— Ну, такъ какже? началъ Русановъ, когда Леонъ утолилъ немного жажду.

— Да что, ухала въ *** (онъ назвалъ одинъ изъ приморскихъ городковъ), оставила меня…. презираетъ. Это хорошо, что презираетъ…. дрянь я, и больше ничего! Ну, дрянь такъ дрянь!.. А за что? продолжалъ Леонъ, устремивъ на Русанова туманный взглядъ:- почему я не развязался съ ними? Да очень просто…. Какъ съ голоду умирать приходится, такъ развяжешься.

Русановъ узналъ все, что ему было нужно, и собирался уйдти, размышляя только: дать ли денегъ Леону и какой прокъ отъ того будетъ.

— А отчего это все? заговорилъ Леонъ, ни къ кому уже не обращаясь и повсивъ голову:- вольно жь отцу было жениться на ней, когда мн ужь два года стукнуло…. Мать моя Нмка, онъ съ ней въ Геттинген познакомился, вотъ какъ я здсь съ Lusy….

Совсмъ отуманенный, закинувъ голову на спинку стула, протянувъ ноги и засунувъ руки въ карманы, онъ сталь напвать какую-то псню.

Волей-неволей, Русанову проходилось сидть до расплаты; кром того, исповдь начинала интересовать его.

— Онъ въ Германіи философіей занимался, ворчалъ Леонъ, хвативъ залпомъ рюмку и словно оживъ на минуту, — что на каша это… философія съ революціей… брррр! хуже чмъ виски на портеръ…. Онъ Инну погубилъ…. У ней права были, она законная, посл меня родилась…. Дай-ка мн права тогда! договорилъ онъ, обративъ къ Русанову поблднвшее отъ питья лицо, съ безсмысленнымъ, животнымъ взглядомъ. Русановъ самъ чувствовалъ какую-то истому въ голов, точно ему буравили ее винтомъ….

— А имъ это не удастся, безсвязно лепеталъ Леонъ: я ихъ замыслы выведу… на свжую воду…. Онъ не сметъ со мною такъ обходиться.

Онъ ударилъ по столу кулакомъ такъ что посуда задребезжала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза