Читаем Марево полностью

— На что его беречь-то? разсмялась было она, да вдругъ оборвалась и взялась за грудь. — Вотъ опять сердце, почти простонала она.

— Укройтесь, пугливо подалъ онъ ей свое пальто; мысль о возможной потер шевельнулась въ немъ чмъ-то ползущимъ, ядовитымъ.

— Ничего, прошло, улыбалась она, откидывая толстый драпъ.

— Извольте слушаться, настойчиво проговорилъ онъ, набросивъ его на плечи Инны;- сыро, домой пора, прибавилъ онъ такъ безцвтно, что и она замтила.

— Пора и вамъ, а то вы что-то раскомандовались.

— А можетъ-быть мн и не пора, схитрилъ онъ, когда они дошли до дому.

— Вотъ это мило! до завтра! развеселилась она, и бросивъ ему на голову пальто, повернула въ дверь.

"Что жь это?" думалъ Русановъ, освобождаясь отъ импровизированнаго покрывала: "гд т восторги что я сулилъ себ? Я словно и не радъ…. Чортъ знаетъ что въ голову лзетъ, разозлился онъ самъ на себя, выходя изъ воротъ….

Вернувшись къ себ, Инна зажгла ночную лампочку, посидла немного въ полузабытьи, раздлась и, какъ утомленная, опустилась въ подушки.

"Пристань!" улыбнулась она… во вдругъ словно ее кольнула какая-то мысль; она поднялась на локоть, присла на край постели…. лицо приняло строгое выраженіе, потомъ грустное, почти отчаянное…. Она сунула ноги въ туфли, накинула бдую блузу и отворила окно…. Все боле поддаваясь какому-то тяжелому волненію, начала она ходить по комнат неслышными шагами, скрестивъ руки, опустивъ глаза на широкія складки платья, облитыя голубоватымъ свтомъ мсяца…. Попробовала вздохнуть, — грудь поднялась тяжело, какъ порванный мхъ и опустилась будто придавленная плитой.

Не владя собой, бросилась она къ письменному столу, схватила перо, бумагу, и торопливо написала нсколько строкъ.

"Леонъ, какъ только подучишь письмо, прізжай…."

X. Карусель

Наступило свтлое, осеннее утро; ни облачка въ чистой синев; солнце ослпительно играетъ въ осеннихъ краскахъ сада, золотя ярко-желтую листву липъ, просвчивая въ совершенно-красномъ клен…. Въ лицо ветъ холодкомъ еще не растворившагося утренника.

Русановъ подходилъ къ знакомому коттеджу неторопливою походкой, точно по долгу: вчерашній вечеръ его напугалъ. Вернувшись къ себ, онъ крпко задумался насчетъ будущихъ отношеній къ Инн; онъ старался дать себ ясный отчетъ въ своемъ чувств, подвергая его безпощадному анализу и заснулъ съ мыслью, что оно далеко не прежнее.

"Полно, такъ ли она дорога мн, что ужь и жить безъ нея нельзя?"

"Какъ бы то ни было, ршилъ онъ, собираясь къ ней, дло зашло слишкомъ далеко…. И мн оставить ее здсь одну? Ни за что! Кто знаетъ, можетъ-быть прежнюю страсть замнитъ спокойное, дружеское чувство?… Говорятъ, это и нужно въ семейной жизни…. Будь что будетъ!…"

Прежняго мальчика, глядвшаго въ какую-то розовую даль, готоваго загнать лошадь изъ-за лишней улыбки, какъ не бывало: какъ-то незамтно себ, сталъ онъ человкомъ много видвшимъ, много потертымъ въ общей толок и теперь готовившимся отдохнуть немного на одной изъ жизненныхъ станцій, чтобы снова, уже съ подругой, выйдти на новыя испытанія.

Не усплъ онъ переступить порогъ, какъ вс его разсужденія разлетлись дождевикомъ. Инна, его прежняя Инна, какъ нарочно принарядившись въ давнишнее черное платье, лежала на диван въ усталой поз, протянувъ ноги на шитую подушку, и запустивъ руку въ черную волну волосъ; лицо немного поблекло, вки слегка покраснли, но глаза глядли гордо, свтясь какою-то сдержанною ршимостью. Увидавъ Русанова, она немного привстала, оправила платье, и полулежа протянула ему руку.

— Вы не спали ночь? встревожился онъ, подвинувъ къ ней стулъ.

— Напротивъ, очень покойно.

— Отчего жь глаза-то красны? допрашивалъ онъ, немного смущенный промахомъ.

— Должно-быть плотно поужинала, никакъ не могу отвыкнуть, а тутъ, какъ нарочно, такой сочный ростбифъ, объяснила она какъ нельзя проще.

"Эго ужъ и того хуже," подумалъ Русановъ, окончательно озадаченный. Чтобъ не попасть въ неловкое положеніе, онъ вынулъ сигару, закурилъ и положилъ себ быть на сторож.

— Ахъ, да! вспомнила она вдругъ:- вы такъ и не сказали мн зачмъ пріхали въ Англію?

— Жениться, отвтилъ Русановъ, чувствуя потребность бравады.

— А! поздравляю, насмшливо проговорила она:- только вотъ вамъ совтъ стараго друга: не женитесь на умной женщин.

— Это почему? отозвался онъ, точно его холодною водой окатили.

— Да такъ, не управиться вамъ…. Вс он любятъ помучить васъ, покапризничать, на своемъ поставитъ…. Право возьмите-ка лучше простушку.

— Покорно благодарю за совтъ, перебилъ Русановъ ужь съ досадой.

— Право, ужь на что глупй меня, а присмотритесь-ка… жаль только вотъ, что я никогда не буду замужемъ, а то бы я вамъ показала, какъ ихъ муштруютъ…. — И она принялась развивать ему эту тему, невольно вспомнивъ объ отц.

— Что жь тутъ хорошаго? остановилъ Русановъ.

— Тутъ-то? переспросила она съ какимъ-то злорадствомъ:- помилуйте, да это первйшее удовольствіе.

"Что это такое?" заныло въ Русанов. Онъ ужь начиналъ бояться этой силы, которую такъ самонадянно хотлъ спасать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза