Марево

— Давай, давай, проворно одвался Кононъ Терентьевичъ: — извините на минутку….

— Ничего, и я съ вами, оказалъ Русановъ.

Коля послдовалъ за ними въ сопровожденіи мужика. На пруду ребятишекъ не застали. Пошли по хатамъ.

— Съ чмъ у васъ борщъ? спрашивалъ Кононъ Терентьевичъ, входя въ комнату:- съ карасями?

— Зъ якими карасями? Виткиля? огрызлась бабуся, закрывая заслонкой печь.

— А вотъ я погляжу виткиля…. — И Кононъ Терентьевичъ, какъ былъ въ шуб, ползъ въ печь и сталъ вытаскивать ухватомъ горшки….

— Это что, не караси? кричалъ онъ вытаскивая деревянною ложкой рыбу изъ горшка и швыряя въ лохань: — это не караси?

— Та хай вамъ бсъ, панъ, кричала баба, — увись борщъ замутили!

— А изъ панскаго пруда таскать умете! Чтобы впередъ не было! Въ судъ отправлю!

— Съ чмъ борщъ, спрашивалъ онъ въ другой хат.

— Та не ма въ насъ, паночку, весело обрадовалась молодуха: — може каши поснидаете: е и чорна, и била!

— Съ карасями?

— Отъ се такъ! Яка жь така каша съ карасями?

Русановъ взялъ подъ руку Колю и пошелъ съ нимъ по деревн, предоставляя на волю Конону Терентьевичу продолжать свои странствія.

— Это ужасно! горячился гимназистъ: — до какой пошлости можетъ дойдти человкъ! Сколько лтъ владетъ здсь, а ни одного грамотнаго на всемъ хутор нтъ! Это какой-то феодальный баронъ!

— Это Кононъ Терентьичъ-то? усмхнулся Русановъ. — А у васъ славный черноземъ, почти на три четверти аршина, продолжалъ онъ, осматривая оврагъ.

— Да, вдь вся эта полоса была покрыта моремъ….

— Что такое?

— Я говорю про допотопный періодъ: тутъ море было, рыбы громадныя плавали, зври…. А потомъ, вымирая, гнили вмст съ растеніями, образовали черноземъ; море стекало, появились рки, и прорыли эти овраги….

— Куда жь оно стекало?

— Оно стекало…. разумется куда? Съ земли…. Дяденька ничему этому не вритъ…. Онъ даже въ микроскопъ не вритъ! съ грустью говорилъ юноша.

— А! соболзновалъ Русановъ:- нуте?

— Конечно, тутъ много правды! вдь мы съ вами призраки?

— Нтъ, неужели?

— Да какъ же? Что такое всъ? Давленіе на вашу руку — ощущеніе! Цвтъ — раздраженіе вашего глаза — ощущеніе! Кто жь поручится, что ощущенія ваши врны? И что такое мы сами? Призракъ!

— Какъ же вы это мирите геологію и Канта?

— Мирить не надо, воскликнулъ юноша: — это подлецы умренные выдумали! Мы принадлежимъ къ краснымъ; мы должны слдовать Руссо! Еслибы во читали Contr'at Social, весь міръ передлался бы самъ собою….

— Ну, весь запасъ свдній выложили? Или еще что есть? Экого сумбура вамъ дяденька въ голову набилъ…

— Какъ дяденька? Я самостоятельныя изслдованія произвожу…. конечно, онъ мн много помогъ въ развитіи…

— Чмъ же вы теперь занимаетесь?

— Акклиматизаціей. Вдь мы съ вами отъ обезьянъ произошли, такъ?

— Такъ, говорилъ Русановъ.

— Ну, точно такимъ же рядомъ постепеннаго совершенствованія, можно довести ворона, сороку до того, что они будутъ свободно выражаться на человчьемъ язык….

Русановъ улыбался, но юноша, замтивъ это, нахмурился.

— Вы не врите? Вы стало-быть принадлежите къ партіи ретроградовъ?

— Я ни къ какой партіи не принадлежу, говорилъ Русановъ. — Ну, что вы будете длать съ вашими сороками?

— Какъ не видть пользы! Дло говоритъ само за себя; тогда можно будетъ замнить ими разсыльныхъ съ эстафетами….

Хведько въ это время поровнялся съ ними, вызжая на околицу.

— Ну что, крикнулъ Русановъ:- понялъ какого сала барину надо?

— Эге, самаго билійшаго, крикнулъ тотъ, снимая шапку.

Русановъ окончательно расхохотался.

— Господа, пойдемте скорй домой, подошелъ къ нимъ Кононъ Терентьевичъ, — со мной несчастье!

— Что такое? тревожно спросилъ Русановъ.

— Да вотъ съ этими проклятыми хамами! Ползъ на лавку, хотлъ осмотрть посуду, да объ полку носомъ и стукнулся…. что-нибудь вскочитъ…. Оподельдоку приложить иди аглицкаго пластыря?

— Нтъ, задумчиво говорилъ Коля, — это невозможно, тутъ нужны радикальныя средства….

— Ты полагаешь?

Кононъ Терентьевичъ уже поблднлъ.

— Да, какже, посудите сами; мы гибнемъ и никому до этого дла нтъ! Лучшіе люди, напримръ графъ, вотъ онъ, и мало ли ихъ, вс они не обращаютъ….

— Что ты за чепуху несешь?

— Я все про Россію, дяденька.

— Тьфу, чортъ побери! Я думалъ про ушибъ….

— Нтъ, это невыносимо! Это возмутительно. На что жь вы учились? На что вамъ вся эта философія?…

— Прощайте-ка, господа, мн пора, сказялъ Русановъ, и оохалъ.

"Гниль проклятая!" думалъ онъ, вызжая со двора. "Мало того, что самъ до сумашествія зарапортовался, еще и молокососа этого на свою дорожку тянетъ…."

А вечеромъ онъ уже подъзжалъ къ Горобцевскому хутору, несмотря на просьбы дяди остаться у него.

— Вотъ вы какимъ букой сдлались! встртила его Инна на крыльц:- по дв недли глазъ не кажете!

— Неужели это замтно? — И Русановъ просіялъ.

— Нтъ! Qui va `a la chasse, perd sa place, весело говорила она, таща его въ гостиную. — Теперь насъ веселитъ графъ: повадился каждый день….

Владиміръ Ивановичъ не узналъ было своего товарища. Бронскій сидлъ съ Юленькой на диван въ какой-то красивой, шитой золотомъ венгерк и блестящихъ ботфортахъ.

— Ба! Машина! сказалъ онъ, протягивая руку Русанову.

Вс, и Анна Михайловна, и Авениръ, несказанно обрадовались гостю.