Читаем Марево полностью

— Владиміръ… Иванычъ, успокойтесь… Въ какое положеніе вы меня ставите!…

— Инна!

— Поймите меня… Я не могу быть ничьей женой. Этого нельзя… нельзя, Владиміръ…

Она потянула руку, Русановъ еще крпче стиснулъ ее; онъ уже не роблъ, онъ чувствовалъ себя въ самой быстрин неодолимаго потока. Дыханіе у него занималось, онъ не могъ говорить…

— Этого нельзя, Владиміръ, говорила она, перерывающимся голосомъ, — вы не должны….

Она сдлала надъ собой страшное усиліе, вся кровь бросилась ей въ лицо, и почти шепотомъ докончила:

— Я не достойна васъ… Я принадлежала другому…

Онъ затрепеталъ, кровь хлынула ему въ голову. Она отвернулась и со слезами на глазахъ глядла въ сторону; грудъ ея такъ и поднимала тонкій батистъ. Наконецъ страсть, бшеная страсть охватила его пожирающимъ пламенемъ. Онъ схватилъ ее за талію и привлекъ къ себ. Она дрогнула, обернула къ нему блдное лицо и прижалась къ плечу… Садъ, мсто, время, все вылетло изъ головы Русанова.

— Владиміръ! Владиміръ! шептала она, вырываясь. — Владиміръ! крикнула она въ испуг. — Ужо! ужо! черезъ силу проговорила она и убжала къ дому.

Русановъ опустился на траву. Долго не могъ онъ придти въ себя. Вокругъ была тишина, только какая-то птичка однообразно чирикала въ спокойной листв. Онъ сталъ обмахиваться платкомъ…

"Мечты! мечты! гд ваша сладость?" послышался насмшливый голосъ.

Русановъ увидалъ Юленьку, опиравшуюся на руку Бронскаго.

— Non, mais voyez sa figure, говорила она, смясь, — вдохновенное какое лицо!

Русановъ вспомнилъ, что еще не представлялся Анн Михайловн и послдовалъ за ними.

XV. Посредникъ

Не успли они взойдти на крыльцо, какъ къ нему подкатила старомодная пролетка парою разношеровыхъ лошадей. Съ нея соскочилъ Кононъ Терентьевичъ безъ шапки, съ блуждающими глазами, едва держась на ногахъ.

— Бда! бда! крикнулъ онъ, завидвъ ихъ, шагнулъ мимо ступенекъ и чуть не клюнулся.

Бронскій прыснулъ со смху.

— Бунтъ!… Лапаки раззорятъ, бормоталъ Кононъ Терентьевичъ, — къ посреднику послалъ, надо пушки!

— Что такое? Владиміръ Иванычъ! Братецъ! кричала Анна Михайловна, выбгая на крыльцо и струсивъ при одномъ взгляд на Горобца. — Какъ меня напугали!

— Вы знаете народъ, говорилъ тотъ таинственно, но озираясь на кучера и на ухо Русанову:- это не возстаніе будетъ, а анатомическое препарированіе!

— Чортъ знаетъ что за чепуха! говорилъ Русановъ.

— Крестьяне взбунтовались, выговорилъ, наконецъ, Горобецъ.

— Пошлите въ городъ за военною силой, сказалъ Бронскій.

— Постойте, я съзжу, поговорю съ ними, предложилъ Русановъ.

— Что вы съ ума сошли? вскрикнулъ Горобецъ:- да и Филька не подетъ, убьютъ!

— Убьють, убьютъ, разбойники! подхватила Анна Михайловна. — Голубчикъ мой, не здите, убьютъ.

— Дайте мн вашу лошадь, сказалъ Русановъ Бронскому.

— Не дамъ, отвтилъ тотъ хмурясь.

— Что жь вамъ жалко, что дли?

— Я самъ сейчасъ ду въ городъ за уланами. Этимъ шутить нельзя…

— Филька, отстегни пристяжную!…

Филька лниво началъ отстегивать постромки.

— Владиміръ, не зди, проговорилъ Бронскій въ полголоса.

Русановъ удивился: такъ рдко случалось ему слышать дружеское ты.

— Я прошу, продолжалъ Бронскій, глядя изъ подлобья.

Ему подведи лошадь.

— Вздоръ! отвтилъ Русановъ, перекидывая потникъ на спину лошади. — Къ чему это улановъ-то?

— Тебя жь спасать придется! отвтилъ Бронскій и птицей вылетлъ на вороты…

"Надуритъ непремнно", думалъ Русановъ, изо всхъ силъ погоняя взмыленную пристяжную. Въ нсколько минутъ онъ былъ уже подл хутора Конона Терентьевича. У него начинало захватывать духъ, когда онъ проскакалъ околицу. На конц селенія стояла толпа крестьянъ, размахивая руками и крича во все гордо. Лошадь остановилась передъ народомъ, храпя и пятясь.

— Что у васъ тутъ, крикнулъ Русановъ.

Никто не отвчалъ. Въ громад стоялъ Коля и съ жаромъ толковалъ что-то, не обращая вниманія на подъхавшаго.

— Такъ и есть, везд посплъ! Что у васъ тутъ?

— А вамъ, пане, чого треба? отозвалось нсколько голосовъ.

— Шапки долой! крикнулъ Русановь.

Крестьяне стали переглядываться.

— Что вы тутъ длаете? сурово крикнулъ Русановъ, поймавъ за руку Горобца…

— Революцію, отвчалъ тотъ, нахлобучивая свою конфедератку:- ваше царствіе кончено! Идите-ка, идите своею дорогой!

— А я вамъ вотъ что скажу: если вы сію минуту по добру, да поздорову не уберетесь отсюда, я васъ связать велю…. За военною силой послано! Долой шапки! настойчиво проговорилъ Русановь, снова обращаясь къ толп.

Крестьяне молча стали снимать шапки.

— Не слушайте подлеца, кричалъ гимназистъ, — что жь такое военная сила? Такіе же люди. Вооружайся, кто чмъ можетъ!

— Хлопци, крикнулъ Русановъ, — противъ Государя идете? Кого слушаете?

— Ни, заговорили вс разомъ:- якъ же то можно? Чижь мы дурни, або що!

Коля плюнулъ и пошелъ къ дому. Русановъ подмигнулъ на него старост, тотъ подошелъ держа шапку въ рукахъ.

— Запри его въ комнату какую-нибудь, коли что еще вздумаетъ, а не то такъ покарауль… Не спускай его съ глазъ….

Тотъ пошелъ еще съ однимъ дворовымъ.

— Что жь у васъ тутъ подялось?

Опять вс заговорили разомъ, замахали руками, ничего нельзя понять….

— Стой, говори кто-нибудь одинъ; выходи впередъ. Громада подвинулась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза