Читаем Марево полностью

— Съ удовольствіемъ, сказалъ Лукошкинъ, — у меня кстати посплъ уже очеркъ здшняго народнаго быта…

— Да что читать-то? возразилъ Коля, — скоро ли мы доживемъ до того времени, когда позволятъ Герцена…

— Да скоро ужь и позволятъ, усмхнулся Русановъ: — больше опошлиться нельзя…

— Ну, а вы принесете свою лепту?..

— Нтъ, увольте; у меня отъ этой литературы ужь голова трещитъ…

— Напрасно! подтрунивала Инна:- Такъ и поршили ничего не читать, чтобы голова всегда свжа была?..

— Такъ и поршилъ, отвтилъ съ неудовольствіемъ Русановъ, подавая ей накидку.

— И такъ до общаго свиданія, проговорила она, кивнувъ имъ головкой.

XIV. Жаръ крови

Съ удвоеннымъ рвеніемъ принялся Русановъ за дла. "Чижиковъ, глядя на него, и самъ сталъ усердствовать и работать на славу. Старые служаки только переглядывались.

— Столичная штучка, а натка поди! говорилъ взъерошенный столоначальникъ.

Поручили Владиміру Ивановичу исправлять должность секретаря; предсдатель сталъ относиться къ нему съ уваженіемъ; молодые писцы въ клтчатыхъ невыразимыхъ, съ бородками и эспаньйолками, души въ немъ не чаяли. А онъ съ каждымъ днемъ становился грустнй, да грустнй. Пока въ присутствіи, не даетъ себ ни минуты свободной, читаетъ указы, провряетъ докладныя записки; если своего дла нтъ, у другихъ возьметъ; а домой придетъ, сидитъ на диван скучный, скрипку возьметъ, фантазируетъ.

— Что вы это, Владиміръ Иванычъ, все такое жалостное поигрываете? Али пора пришла? спросилъ разъ Пудъ Савичъ, внося ему свчи на столъ.

— Какая пора?..

— Извстно-съ, пора молодцу жениться, пора хать со двора…

— Н…да, вотъ какая! проговорилъ Русановъ какъ-то на двое.

Однажды, возвратясь изъ палаты, онъ нашелъ на стол оясьмо, только что пришедшее съ почты. Онъ тотчасъ же узналъ почеркъ.

"Если вы не прідете къ 30-му августа, я сочту всю вашу дружбу громкою фразой, и побда останется за мной. Побалуйте новорожденную Инну."

— Которое нынче число? спрашивалъ Русановъ, входя къ хозяину.

— Двадцать седьмое-съ…

— Пожалуста, добрйшій Пудъ Савичъ, распорядитесь, чтобы завтра мн были лошади готовы…. Наймите, — и Русановъ обнялъ изумленнаго хозяина.

— Къ дядюшк отправляетесь погостить?

— Погостить, погостить, весело отвтилъ Русановъ.

Вернувшись въ кабинетъ, онъ для чего-то старательно убралъ на стол бездлушки, потомъ взялъ листъ почтовой бумаги, и сталъ писать.

"Помнится, я общалъ теб, милый другъ, подробно писать тотчасъ по прізд. И вотъ только теперь собрался. Читай, удивляйся, но не подражай! Я такъ счастливъ въ эту минуту, такъ счастливъ, что не подлиться не могу. Сейчасъ только получилъ очаровательное письмо… отъ нея. Перечитываю въ сотый разъ, и все новый смыслъ, новое значеніе! Испытывала ли ты то чувство, когда, говорятъ, камень сваливается съ плечъ? Но, такъ ты ничего не поймешь. На счастье или на бду, я нашелъ въ черноземной почв Украйны алмазъ чистйшей воды (см. руководство къ минералогіи). Сміся, смйся, я и самъ смюсь, что въ угоду теб пишу такимъ высокимъ слогомъ. Представь себ Грёзовскую головку… Впрочемъ искони извстно, хоть ты и "живописица преславна," какъ ни представляй, ничего не выйдетъ! Каюсь, veni, vidi, victus sum…

"Вижу отсюда твое строгое лицо, въ которомъ одни глаза умютъ зло улыбнуться; вижу, какъ ты опускаешь руку съ письмомъ, задавая себ вопросъ: читать ли дальше… Какъ? А международное право? А далеко ли подвинулась ваша магистерская диссертація? Чортъ ихъ дери! Я буду однимъ изъ многихъ — вотъ и все! Ты и представить себ не можешь какъ хорошо быть однимъ изъ многихъ…

"Бронскій здсь, чудитъ по прежнему. Что это такое? Врожденная ли неспособность понимать дйствительность, или упорное проведеніе въ жизнь доктрины его во что бы то ни стало? Это, вотъ, теб задача!

"А знаешь что? Не придетъ ли теб фантазія къ осени-то, какъ бывало, эмигрировать изъ Москвы? Несись сюда: край преинтересный по части ландшафта и жанра. Можетъ-быть палящіе лучи юга разогрютъ твое мраморное сердце! Пожелай успха въ предстоящемъ ршительномъ объясненіи твоему преданному другу Владиміру Русанову. 1862 г. 27 августа."

На конверт Русановъ написалъ адресъ: "ея высокоблагородію, Мальвин Францовн Штейнфельсъ. Въ Москву. На Молчановк, въ приход Николы что на Курьихъ Ножкахъ, въ собственномъ дом. Весьма нужное."

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза