Марево

Въ полдень, измученная безсонницей, истомленная ночною тревогой, она вышла изъ гондолы на Рива-ди-Шіавони. Леонъ донесъ ее на рукахъ по мраморной лстниц отеля въ отдльную комнату, гд она и проспала до утра.

II. Революціонная сорока

— Какая встрча! говорилъ на другой день Бронскій входя съ Леономъ къ Инн:- черезъ нумеръ стоитъ русское семейство, давнишніе мои знакомые, мать съ дочерью…. Он хотятъ съ вами познакомиться.

— Очень нужно, сказала Инна.

— Нтъ, это стоитъ посмотрть, вмшался Леонъ, — отмннаго сорта особы.

— Ну, просите ихъ. Отдлаться, да и конецъ.

Немного спустя Бронскій ввелъ двухъ дамъ, одтыхъ `a la mode du jour. Старшая такъ и кинулась къ Инн, овладла ея рукой и затараторила:

— Мы объ васъ такъ много слышали въ Париж, что какъ только услыхали о вашемъ прізд, сейчасъ же хотли видться съ вами… Баронесса Штейнфельсъ, рекомендовалась она, причемъ весь корпусъ ея тонко перехваченной таліи и руки такъ и работали, такъ и вертлись во вс стороны… — Ma fille, Мальвина, представила она дочь, остановившуюся поодаль. Та слегка поклонилась Инн.

— Pardon, неизвстно для чего заговорила мать, — она у меня такая неживая, цлый день въ студіяхъ или за мольбертомъ!

И съ этимъ словомъ плюхнула на диванъ, но и тутъ не могла успокоиться, здила на пружинахъ, клала нога на ногу, и затрещала пуще прежняго.

"Чего ей неймется?" думала Инна, слдя въ то же время за дочерью. Та медленно перешла комнату ровною походкой и также плавно опустилась въ кресло у окна. Лицо, слегка подернутое загаромъ, оттнявшимъ нжный румянецъ, почти пугало строгою правильностью очертаній. Густые каштановые волосы, зачесанные `a la reine Margot падали на спину толстымъ шиньйономъ. Инна готова была окрестить ее надутою аристократкой, но глаза новой знакомой смотрли такъ умно, просто и покойно, что она невольно подумала: "Задается же такая красота!"

— Какія ужасныя новости изъ Россіи! восклицала матушка:- ужасно! ужасно! Тамъ нисколько не сочувствуютъ національностямъ… Ахъ, Боже мой, что это за люди! У нихъ головы вотъ какъ…. — И съ нарочитымъ проворствомъ она вывернула перчатку наизнанку. — Въ Париж никто не хотлъ врить; я говорю: M. Grirardin, да разв много такихъ, какъ мы съ Мальвиной. Вы не врьте! насъ въ Россіи очень небольшая кучка.

— Это вы Эмилю Жирардену говорили? спросилъ Бронскій.

— Да, да; какой славный господинъ! Помните, какъ обругалъ Луи Филиппа?

— Къ чему же вы это говорили-то? Онъ и безъ того противъ насъ….

— Какъ, неужели онъ противъ насъ? Я и не знала… Dites je vous en prie! Какъ это можно! Это вопросъ давно поршенный Европой, что Польша должна быть свободною! Какъ это можно, не сочувствовать такому движенію! — Мы объ этомъ говорили съ Пьеромъ….

— Съ какимъ Пьеромъ? перебилъ Бронскій.

— А въ Бельгіи съ Прудономъ?

— Ну, что же, какъ вы его нашли? спросила Инна, замтно оживлялась.

— О, старетъ! почти сдой! съ необычайною горестью отозвалась та. — Я говорю: M. Proudhon, Россія — это такая колода, что сорока волами не сдвинешь съ мста, а онъ улыбается.

— Я думаю! замтила Инна.

— Какъ подумаешь, что скоро надо возвратиться въ это варварское государство, какая скука! Ну, сами посудите, что тамъ длать? Какое мы найдемъ себ занятіе?

— Ужь и не придумаю, говорила Инна.

— Одно только — распространятъ новое ученіе, но вдь это почти и не дло; это просто долгъ каждаго мыслящаго человка.

— Графъ, заговорила Мальвина, — имете вы извстія о Русанов?

— Вы его знаете? вскрикнула Инна.

— Кого? переспросила та, остановивъ на ней глаза.

Инна смшалась и вспыхнула. Нсколько секундъ об пристально глядли другъ на друга.

— Мы съ нимъ росли, продолжала Мальвина:- гд онъ? обернулась она къ Бронскому.

— Служтъ въ уланахъ, сказала Инна.

Чуть примтное удивленіе блеснуло въ глазахъ M-lle Штейнфельсъ.

— Пойдемте къ Ponte dei Sospiri, подбивала матушка, — взглянемъ на темницы нашихъ мучениковъ.

— Въ самомъ дл, согласилась Инна, которую заинтересовала молодая двушка:- пройдемтесь, погода отличная…

— Да вдь и намъ пора въ путь! сказалъ Бронскій:- Вы, Леонъ, ждите насъ на желзной дорог.

— Я все принесу сейчасъ, maman, поднялась Мальвина, и вышла. А maman пустилась толковать о томъ, что современное общество пришло въ такой упадокъ, какъ въ древнемъ Рам; доказывала необходимость круто повернуть все человчество назадъ къ золотому вку, и при этомъ, для большей наглядности метода, дйствительно поворачивалась всмъ корпусомъ. Бронскому наконецъ надоло слушать. Онъ сталъ упрекать патріотку за то, что она тратитъ время за границей, тогда какъ дома могла бы принесть гораздо большую пользу. Инна пріостановила свои сборы и взглянула на графа: ни въ голос, ни въ лиц ни тни насмшки… Вернулась Мальнина въсоломенной шляпк, закутанная широкою гаваной, и подала такую же своей maman. Бронскій поспшилъ предложить той свою руку; двицы пошли впередъ. У самаго крыльца окружили ихъ нищіе.