Марево

Поздъ сталъ замедлять ходъ и остановился на дебаркадер. Леонъ отошелъ къ локомотиву; глядлъ какъ воду качаютъ; машинально закурилъ сигару, а самъ думалъ: "Ничего не сдлаешь…. Ее спасетъ разв чудо какое…."

— Я не знаю, что мн длать съ графомъ, говорила она, вернувшемуся Леону, какъ только поздъ двинулся.

— А что?

— Онъ…. Ты не смйся, онъ не на шутку за мной ухаживаетъ….

— Ну, такъ что же? проговорилъ Леонъ, хмурясь,

— Помилуй! Онъ — влюбленный, это ни на что не похоже.

— Что жь онъ, не человкъ?

— Почти что нтъ; есть ли въ немъ хоть капля эгоизма? Вс его дни, большая часть ночей — безконечный трудъ; малйшую бездлицу онъ уметъ обратить въ пользу дла….

Леонъ нсколько времени колебался, потомъ будто ухватился за какую-то мысль.

— Инночка, если ты его такъ высоко ставишь, почему не отвчать на признаніе? Не вкъ же ты проживешь такъ.

— Я не ручаюсь за это; но видишь, Леня, если мн ужь не уберечься отъ этой бды, такъ я отдамся такому человку, который бы понялъ меня вполн, чтобы мы шли совершенно объ руку…. Я этимъ шутить не намрена….

— Ну, а съ графомъ ты не рука объ руку идешь теперь? сказалъ онъ, наблюдая за выраженіемъ ея лица.

— До извстной черты только, а тамъ мы круто разойдемся; я пока дйствую съ нимъ заодно, потому что такъ нужно.

— Зачмъ?

— Скажи мн твою давешнюю мысль, и я теб скажу…

— Инна! Инна! Что это? Даже между нами недовріе?

— А! Не хочешь? И я не могу… Прости меня; мн горько, я теб не врю…

— Я сомнваюсь въ успх нашего дла… Довольно этого?

— И я тоже…. Но ужь и сомннія нтъ, что мы съ тобою въ разныя стороны глядимъ….

Всю дорогу тянулось принужденное, тяжелое молчаніе; Инна уткнулась въ газеты; Леонъ глядлъ въ окно.

— Что ты длаешь? вскрикнула она вдругъ:- разв можно высовывать голову? Ну, встрчный поздъ?

— Ты ли это говоришь? отвтилъ онъ съ грустною улыбкой:- сама почти на врную смерть идетъ, а за другихъ боится….

— Такъ не изъ любопытства же, что тамъ будетъ… Не изъ ухорства….

На станціи Бронскій былъ пораженъ блдностью и разстроеннымъ видомъ Леона.

— Вы нездоровы? спросилъ онъ.

— Случалось вамъ, графъ, лчить больнаго друга, и только больше вредить ему? можетъ-быть, убивать лкарствомъ?

— Вы ршительно нездоровы, проговорилъ графъ, безпокойно осматривая его.

— Нтъ, значитъ не случалось, проговорилъ Леонъ, отходя къ буфету.

— Что съ нимъ? Онъ бредитъ на яву, говорилъ Бронскій Инн. — Да вы съ нимъ повздорили?

— О, нтъ! во всемъ, что мы ни говорили, удивительное согласіе, проговорила она съ усмшкой, и пошла въ вагонъ, напвая въ полголоса:

   Sola, furtiva al tempio….

Пріхали на Внскую станцію. Инна прыгнула на платформу прямо въ объятья Коли, поздоровалась съ нимъ, при чемъ онъ не утерплъ, чтобы не похвастаться подстриженными усами, и протянула руку Езинскому. Стоявшая съ нимъ подъ руку дама въ мантиль сверхъ желтаго платья и голубой шапочк, подошла къ ней.

— Здравствуй, Инна! Узнала?

— Врочка!

— Постой, дай на тебя поглядть! Перемнилась, очень перемнилась! Joseph, поди сюда, посмотри, какъ она перемнилась!

— Я? Чмъ же? говорила Инна, здороваясь съ Езинскимъ.

— Умрьте ваши восторги, сказалъ Бронскій, — тутъ не оберешься соглядатаевъ.

— Напротивъ, сказалъ Езинскій, — пойдемъ по улиц и будемъ говорить по-русски: никто не обратитъ вниманія.

Коля предложилъ руку дамамъ.

— Извините, не нуждаюсь въ поддержк! Будетъ, поводили на помочахъ.

— Ты съ Езинскимъ? спрашивала Инна Врочку.

— Да, egli e il mio amante…. Ахъ, Инна, какое сравненье съ прошлою нашею гнилью! Точно изъ-подъ колокола воздушнаго насоса мы выбрались.

— Продолжаешь свои занятія?

— Нтъ, когда жь теперь! Уморительные Нмцы! Слушала нсколько лекцій…. Joseph вдь на казенный счетъ за границей…. Чего они не выдумаютъ…. Вотъ ужь словечка-то въ простот не скажутъ, все съ ужимкой…. Читалъ одинъ астрономію, изображалъ планетную систему: солнце, говоритъ — арбузъ, меркурій — маковое зернышко, венера — горошина и т. д. А другой о фотографіи говорилъ, какъ приготовить коллодій, чтобъ онъ былъ sonnen-klar, и вотъ все такія прелести! Шлейдена видла, онъ къ вамъ собирается…. читала ты его этюды?

— Нтъ еще.

— И прекрасно: такой сумбуръ въ фризовой шинели…. Зафилософствовались до слпоты!

— Ну-съ, въ вашихъ краяхъ какъ идетъ агитація? спрашивалъ Бронскій у Езинскаго.

— Какъ нельзя лучше! Военныя экзекуціи совершенно повернули дло: быдло колеблется, не знаетъ кому врить. Это разъ, а второе — нашъ манифестъ о даровомъ надл уже готовъ.

— Ну, а пожары?