Марево

— Какъ ей весело! шепнула Инна Леону:- вотъ теб еще примръ развитія! Хорошо еще, что такъ случилось:

   Ходитъ птичка весела
   По тропинк бдствій,
   Не предвидя отъ сего
   Никакихъ послдствій…

Вечеромъ, Врочка показывала превосходно вышитое знамя съ золотыми словами: Свобода, Равенство, Независимость.

— Почему жь не Братство? спросила Инна.

— Такъ Joseph веллъ мн вышить.

— А это ты вышивала?

— Да, съ твоею сестрой.

Инна хотла въ послдній разъ послушать музыки, и стала собираться въ оперу, Бронскій вдругъ объявилъ желаніе ей сопутствовать.

Инна поглядла на него и стала отговаривать; тотъ стоялъ на своемъ, говоря, что ей неловко похать одной ночью.

— Да вдь вы же оставите меня, улыбнулась Инна, — все равно придется хать еще позднй.

— Позвольте мн хать съ вами, сказалъ графъ, съ оттнкомъ настойчивости.

— Извольте, серіозно проговорила Инна.

— Что это теб вздумалось? вступилась Врочка:- въ наше время и философія-то, да и политическая экономія даже отжили свое, а ты вдругъ интересуешься такимъ ребячествомъ, какъ искусство….

— Это роскошь! сказалъ Коля, съ обычною безапелляціонностью.

— Для того, кто въ этомъ дд не смыслитъ на уха, ни рыла, вспыхнула Инна и, подавъ руку Бронскому, вышла изъ комнаты, озадачивъ юнаго реалиста.

IV. l Ugonotti

Ужь начался второй актъ, когда Инна съ Бронскимъ вошли въ дожу. Передъ ними раскинулась огромная зала, вся въ газовомъ свт, дробившемся въ хрустал и позолот, стянутая въ нсколько ярусовъ живыми поясами нарядной, волнующейся толпы. Со сцены звенли пвучія нотки кватуора "королевы и фрейлинъ" съ аккомпанементомъ арфы. Все это сразу хлынуло на впечатлительную натуру Инны. Она прислонилась къ пиластру, и не трогаясь съ мста, не замчая поднинутаго графомъ стула, скрестивъ руки, глядла на сцену. Ея высокая, стройная фигура въ черномъ плать съ серебряными плерезами, строгое, задумчивое лицо, обрамленное густыми локонами безъ всякой наколки, обратили на себя вниманіе всего партера; вс бинокли направились на ея ложу…

— Я бы на вашемъ мст ушелъ въ темную комнату и опустилъ портьеру, сказалъ Бронскій, указывая глазами внизъ.

— Зачмъ? Пусть тшатся… Они мн не мшаютъ, нетерпливо отвтила Инна.

— Знаете ли, какія у нихъ грязныя желанія въ моментъ поклоненія вамъ?

— Тмъ хуже для нихъ! Видитъ око, да зубъ нейметъ… Несноснй этого я ничего не знаю.

— Вы это испытали?

— Да не мшайте же слушать. И такъ цлый актъ прозвали съ вашими переторжками!

Робкое призваніе Валентины передъ королевой въ ея любви къ Радую, ея просьба о посредничеств, смнились кокетливымъ дуэтомъ свахи-королевы и ревнивца-гутенота; игривые звуки натшились переливчатой игрой руладъ и трелей, перешли въ торжественную клятву мира между католическими вельможами и гугенотомъ Радуемъ, разлились ликующимъ привтомъ невст, энергически прогремли въ отказ Рауля, отозвались рыданіемъ оскорбленной Валентины и разрастись въ грозное tutti вызова на поединокъ въ хор раздраженныхъ католиковъ. Вся отдавшись вдохновенной мысли маэстро, Инна жила сценой, сливалась съ каждымъ пвцомъ, и пришла въ себя только тогда, какъ вслдъ за упавшимъ занавсомъ загремла послдняя нота финала.

— Какая законченность! Какая полнота! громко проговорила она, обертываясь къ Бронскому:- тутъ ферматы не прибавишь, послдней речитативной фразы не выкинешь!

— Васъ, кажется, очень занимаютъ Гугеноты? проворчалъ тотъ съ досадой.

— Еще бы! Проводите меня въ фойе.

Бронскій, нехотя, подалъ ей руку. Онъ все время глядлъ на восторженное лицо своей спутницы, проклиная всевозможныхъ гугенотовъ, маэстро, капельмейстера и пвцовъ.

Въ зал они повелъ разговоръ на тему любви, будто по поводу оперы; Инна поспшила заговорить о движеніи въ Галиціи и надеждахъ венгерскихъ патріотовъ….

Весь третій актъ графъ просидлъ нахмурясь въ углу.

— Позжайте, коли скучно, сказала она въ антракт:- васъ ждутъ….

— Вы наконецъ гоните меня? язвительно проговорилъ онъ.

— И не думаю, отвернулась она къ сцен.

Съ самаго поднятія занавса, въ тоскливомъ романс Валентины, насильно обвнчанной съ графомъ де-Неверъ, чуялось что-то тревожное. Безысходная скорбь, страхъ за жизнь любимаго человка вылились дуэтомъ ея и Рауля, тайно пробравшагося въ домъ врага. Едва Валентина, заслышавъ приближеніе отца, мужа и придворныхъ, успла укрытъ его за драпировкой, начался Вароломеевскій заговоръ. Затаенная ненависть къ гугенотамъ росла и крпла въ голос старика отца и отрывистыхъ бравадахъ хора. Словно тучи осенней ночью сгущались мрачные звуки, раза два мелькнула въ нихъ послднею звздочкой грустная пснь Валентины, и покрылась зловщимъ ропотомъ хора. Явились монахи, возбуждая восторженными жестами толпу народа, засверкали ножи въ красноватомъ свт факеловъ и потрясающіе аккорды духовнаго хорала, сливаясь съ ревомъ раздраженной толпы, разрослись въ грозную бурю звуковъ.