Внутри немецкого и калмыцкого «контингентов» необходимо выделить также оказавшихся в качестве спецпереселенцев членов и кандидатов ВКП(б), комсомольцев, бывших работников органов НКВД и НКГБ и военнослужащих. Все перечисленные категории должны были получать преимущества при расселении и устройстве на работу, однако их настроения не были однозначными. В информационных и докладных записках фиксируются прямо противоположные действия и высказывания вновь прибывших, особенно это касалось ряда номенклатурных работников (нередко рассчитывавших получить должность в тех же структурах).
В докладной записке о хозяйственном и трудовом устройстве спецпереселенцев калмыков в Алтайском крае от 10 февраля 1944 г., направленной начальнику ГУЛАГ НКВД В. Г. Наседкину, отмечалось: «С эшелоном № 412 в Тальменский район прибыл бывший председатель райисполкома Голганов, член ВКП(б), который на 2-й день, как устроил свою семью, явился к начальнику Лестранхоза и заявил: семьи калмыков уже устроились, за теплый прием и хорошее обеспечение квартирами мы вас благодарим, а теперь давайте нам работу, чтобы не пропадало зря военное время, стране нужен лес. После чего с согласия начальника ЛТХ организовал бригаду из спецпереселенцев и вышел с ними на работу». «В том же Лестранхозе спецпереселенец калмык, бывший начальник РО НКВД[,] награжденный медалью „За отвагу“[,] организовал две бригады грузчиков и во главе их сам вышел на погрузку леса. Бригады, организованные им, с первых дней стали выполнять нормы выработки на 75–80 %»[795]
.Вместе с тем в записке отмечались и «враждебные проявления»: «После получения установленного продпайка бывший работник ИТК Сантуев Манджи среди калмыков заявил: теперь нашим калмыкам придется погибать. Если бы власть не была заинтересована в гибели калмыков, то нас переселили бы со всем нажитым добром, а то вот за все, что мы оставили дома дали 8 кг муки, 2 кг крупы и по 1 кг мяса…»[796]
Семьям польских военнослужащих в СССР оказывалась материальная помощь в том же порядке, как и семьям красноармейцев, выплачивались пособия и пенсии, предоставлялись налоговые и другие льготы, улучшались жилищные условия, обеспечивались земельные участки под огороды и пр.[797]
Но необходимо отметить, что, во-первых, польские граждане формально перестали быть спецпереселенцами после амнистии 12 августа 1941 г., во-вторых, благосклонность к ним советских властей была переменчива.Если для периода крестьянской ссылки характерно особое отношение к молодежи, то в первой половине 1940-х гг. сложилась несколько иная ситуация. Директивные органы рекомендовали отделам спецпоселений и комендантам в массовом порядке отказывать спецпереселенцам в их просьбах «об отпуске на учебу в высшие и среднетехнические учебные заведения»[798]
. Таким образом, у молодежи этнических спецпереселенцев не было возможности освободиться из спецпоселков, даже если о них не было никаких компрометирующих сведений. Тем не менее молодые люди, уже имевшие определенный образовательный уровень (чаще всего из польского, прибалтийского или немецкого контингентов), могли улучшить свое материальное положение, окончив курсы (как правило, в районах расселения) и устроившись на более высокооплачиваемую работу, хотя при этом их карьерные возможности были ограничены.Старики, дети, инвалиды и пр. нетрудоспособные или «ограниченно трудоспособные» спецпереселенцы (для последней группы часто не были организованы более легкие работы) выделялись в единую категорию «иждивенцев». Неработающие получали минимальный паек, однако в отдельных случаях им должны были выделяться также и пособия от комендатур. Инвалидов и детей рекомендовалось направлять в специализированные дома. На практике «иждивенцы», вне зависимости от того, к какому из этнических контингентов они принадлежали, оказывались наиболее социально незащищенными. «Ограниченно трудоспособным» пособия не назначались даже при отсутствии работ, дети нередко работали наравне со взрослыми, а для инвалидов то не было мест, то отсутствовал транспорт, чтобы доставить их в дома инвалидов[799]
.К группе «социально опасных» спецпереселенцев спецорганы относили тех, кто позволял себе резкие высказывания в отношении выселения, своего положения, государственной политики СССР и его перспектив в войне. Они попадали в агентурные разработки, далее чаще всего под суд (как правило, по ст. 58–10, 58–11, 58–6 и т. п.). Из их же числа составлялись «раскрываемые» органами НКВД «контрреволюционные группировки». Из калмыцкого «контингента» в данный разряд попадали также участники Калмыцкого корпуса и представители «бандформирований», наблюдение за которыми велось с первых дней появления их на спецпоселении. Другой стороной медали оказывались осведомители и агенты: одни выступали поставщиками первичной информации, другие занимались разработкой агентурных дел.