Маргиналы в советском социуме. 1930-е — середина 1950-х годов

В своих воспоминаниях спецпереселенцы, принадлежавшие к самым различным группам и слоям, сходятся в том, что самым тяжелым для них был первый период ссылки. Так, учительница из Новогрудского воеводства Л. Милевич, депортированная в Алтайский край, писала в дневнике, что люди впадали в глубокое отчаяние, отупение, ничем не хотели заниматься. Они с ненавистью относились к окружающим, становились раздражительными и склочными. Ужасные условия перевозки, резкое изменение образа жизни вызывали шок и, как следствие, глубокий стресс. Известие о нападении Германии на СССР настигло группу репрессированных, в которой находилась автор дневника, еще в пути — 25 или 26 июня, и сначала обрадовало, т. к. появилась надежда на возвращение. Однако столкновение с сибирскими условиями и первые негативные контакты с местным населением развеяли все иллюзии.

Л. Милевич вспоминает: «Ностальгия могла убить человека так же, как голод или болезнь». Такое состояние депортированные испытывали порой месяцами. Одни надеялись на перемену жизни к лучшему после поражения Советского Союза, другие — после победы. Одни молились, другие сомневались в существовании Бога. Постепенно люди преодолевали психологические, социальные, экономические барьеры, приспосабливались к тяжелым условиям. Изменялось и восприятие советского мира. Разлука с Родиной переживалась нелегко, но повседневный труд отодвигал на второй план переживания и беспокойство о будущем. Работа выматывала, поглощала все силы, но она же обеспечивала жизнь семьи и становилась своеобразным средством борьбы с ностальгией[903].

Воспоминания представителей польского «контингента» свидетельствуют о том, что к концу 1942 г. перестали проявляться классовые различия и «уравнялись все сословия». С этого момента можно вести речь о формировании достаточно однородной и закрытой польской общины, первостепенной объединяющей целью которой было «уехать из чужой враждебной страны, обязательно вернуться в Польшу». Надежда на возвращение порождала среди спецпереселенцев различные инициативы, например такие, как организация занятий с детьми на родном языке, чтобы сохранить свое национальное своеобразие.

Действительно, из всех возрастных спецпереселенческих групп дети особенно быстро утрачивали язык и связь с национальной культурой. С этой точки зрения показателен пример тех детей, которые, оставшись без родителей, попали в детские дома, где очень скоро фактически растворились среди детей местного населения, усвоив его язык и обычаи. В некоторых случаях имело место изменение имен на более привычные для русского слуха. Отчасти по этой причине, отчасти чтобы не оставлять детей без присмотра, пока их родители работают, в ряде поселков создавались специальные группы и классы для занятий с детьми.

До подписания советско-польского договора эти инициативы имели единичный характер и во многом зависели от доброй воли комендантов исправительно-трудовых колоний и прочего местного начальства. Позже, в августе 1941 г., для детей были созданы «клубы на открытом воздухе», занятия с детьми стали обычным делом. «Занятия», как правило, включали пение, игры, в т. ч. подвижные, разучивание стихов на русском и родном языках, математику, чтение и письмо. Л. Милевич вспоминает, что в «клубе» поселка ИТК собиралось около 50 детей. Вскоре был создан педагогический совет, детей «распределили по возрастным группам, выбрали для них стихи, организовали постановки спектаклей, вспомнили и разучили детские патриотические песни». Потом для «школы» выделили «специально оборудованную полянку», где «занятия проводились в обстановке тишины и сосредоточенности, спокойно разучивались новые песни». У бараков показывали только хорошо отрепетированные выступления, которые поднимали настроение взрослых. Что касается русского языка, то его учили все вместе: учителя, дети и родители[904].