Фатальным обстоятельством для верующих стало их появление в качестве целевой группы массовых операций в директивных документах НКВД СССР 1937 г. Уже 27 марта 1937 г., по итогам февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б), последовал циркуляр НКВД СССР об усилении агентурно-оперативной работы по «церковникам и сектантам». В полном соответствии с духом только что окончившегося пленума в преамбуле документа утверждалось, что «церковники и сектанты» активизировались в связи с принятием новой Конституции и ведут подготовку к выборам в советы, «ставя своей задачей проникновение в низовые советские органы». Органам НКВД предписывались меры, направленные на «выявление и быстрый разгром организующих очагов нелегальной работы церковников и сектантов», в первую очередь — на внесение раскола в церковные общины, ослабление материальной базы церкви, затруднение участия в выборах и т. д.[175]
Конкретное выделение «сектантов» в одну из групп населения, подлежащую уничтожению согласно оперативному приказу НКВД СССР от 30 июля 1937 г., стало стигмой для верующих[176]
. Как отметили Н. Охотин и А. Рогинский, особенностью эпохи массовых операций была в первую очередь принадлежность к определенной категории населения, в отношении которой «было принято репрессивное решение»[177].Еще одной специальной директивой о борьбе с «церковниками и сектантами» руководство НКВД СССР оперативно отреагировало на октябрьский 1937 г. Пленум ЦК ВКП(б)[178]
. В частности, документ требовал от мест «в ближайшие дни обеспечить оперативный разгром церковного и сектантского контрреволюционного актива, подвергнув аресту всех участников шпионских, повстанческих и террористических формирований, в том числе пытающихся вести подрывную работу в связи с выборами [в Верховный Совет СССР]»[179]. Повторное специальное акцентирование местных управлений НКВД на «разгроме» верующих наглядно свидетельствует о важности, которую Центр придавал данной акции.Определенное изменение политики сталинского руководства в годы Великой Отечественной войны нашло свое выражение и в некоторой прагматической «либерализации» правового статуса религиозных организаций. В 1943–1946 гг. СНК (Совет министров) СССР издал ряд постановлений и распоряжений по вопросам как Русской православной церкви (РПЦ), так и других конфессий, деятельность которых определенным образом легализировалась и легитимировалась. В эти же годы государство создало два специальных органа, призванных осуществлять контакты между государством и разрешенными к существованию религиозными объединениями. Ими стали Совет по делам Русской православной церкви и Совет по делам религиозных культов[180]
, взявшие на себя основные функции контроля над религиозными организациями, надзора за соблюдением законодательства о религиозных культах, регистратора и разработчика постановлений, указов и распоряжений относительно «религиозного вопроса». Эти институты и их уполномоченные по республикам, краям и областям осуществляли тотальный контроль над деятельностью религиозных организаций, духовенством и верующими-активистами, мелочную регламентацию всех сторон жизнедеятельности религиозных обществ, бесцеремонно вмешивались в их внутреннюю жизнь[181]. Достаточно сказать, что в недрах советов разрабатывались, а затем навязывались руководящим органам церквей положения об их управлении и т. п.Порядок получения и открытия молитвенного здания религиозной организации детально регулировался специальными постановлениями СНК СССР от 28 ноября 1943 г. «О порядке открытия церквей» и от 19 ноября 1944 г. «О порядке открытия молитвенных зданий религиозных культов»[182]
. Их появление было обусловлено принятым тогда курсом государства на открытие некоторого количества церквей РПЦ и других конфессий, определенного расширения возможностей их деятельности. Именно этим объяснялись незначительное облегчение и ускорение процедуры оформления всех документов на получение культового здания. Действительно, как свидетельствуют факты, в 1944–1946 гг. решения об открытии отдельных церквей принимались довольно быстро. Позже, когда, по мнению властей, была возобновлена деятельность достаточного количества приходов, получить такое разрешение стало вновь крайне затруднительным, и многочисленные просьбы верующих иметь церковь или молитвенный дом оставались без положительного ответа. Так, с 1943 по 1948 г. по всей Западной Сибири было разрешено открытие всего 56 храмов РПЦ, около 20 молитвенных домов евангельских христиан-баптистов, четырех мечетей, двух церквей старообрядцев белокриницкого согласия, двух синагог. После 1948 г. в регионе вообще не было открыто ни одного нового культового здания[183].