Мария Каллас. Дневники. Письма

Будь уверена, что я понимаю все причины твоих сомнений и предосторожностей. Я знаю, что на тебя сыплются предложения и ты очень придирчиво их рассматриваешь, знаю и твое чувство ответственности в работе, свойственное более чем мастеру – асу. Понимаю и то, что до конца привлекательным тебе не кажется ничто на свете, ничто не в силах удовлетворить тебя. Вовсе не потому, что ты пресыщенная и привередливая, как может казаться иным поверхностным умам, но потому, что, зная немного тебя, я понимаю: каждый новый профессиональный ангажемент для тебя более, чем для любого другого артиста, означает приложение титанических творческих усилий. Вполне естественно, что любой новый опыт, каким и является кинематограф (новый и полный неизведанного), вызывает у тебя настороженнное отношение, даже если в глубине души он для тебя притягателен. И ты можешь предполагать, что я не понимаю всего этого?!

Тем не менее я верю, что наш проект съемок «Травиаты» – предприятие слишком серьезное, и поэтому-то я так много и так долго работал, чтобы он обрел черты реальности.

Лично я (хотя, быть может, это только моя проблема) думаю, что до конца дней не смогу простить себе, если сейчас мы не преуспеем в перенесении твоей «Травиаты» на три тысячи метров пленки! Ибо сама причина появления такого фильма – и я неустанно повторяю это сам себе – и кроется в настоятельной моральной необходимости: запечатлеть в документальной форме живой и совершенный опыт прочтения тобою одной из самых важных твоих ролей, и это будет документ, который проявит весь спектр твоих возможностей как потрясающей артистки в пору твоего расцвета и как женщины.

Я хочу, чтобы этот фильм показали бы во всем мире, вплоть до самых отдаленных и почти забытых окраин его, от Конго до Патагонии, чтобы его могли посмотреть абсолютно все, и чтобы завтра (когда нас уже не будет на свете) ты осталась, и пусть у грядущих поколений будет то, чего не смогли им оставить ни Элеонора Дузе[192], ни Сара Бернар, – сохранившееся на кинопленке замечательное твое создание [Виолетта], которым ты потрясла, взволновала, облагородила и очаровала зрителей и всех, кто живет в столь удручающее время – середину двадцатого века! Дорогая Мария, не знаю, следует ли тебе видеться со мной и обсуждать это, прежде чем ты примешь решение. Как я уже сказал, мне ненавистно приставать к тебе, но я готов примчаться по малейшему твоему знаку. И если у тебя есть какие-нибудь оговорки, пожалуйста, выскажи мне все с той фамильярной чистосердечностью, какая составляет одну из самых притягательных черт твоего характера. Все это время я буду в Риме, и меня ничто настоятельно не отзывает оттуда. Нет необходимости говорить тебе, с каким невыносимым нетерпением я жду твоего окончательного решения.

Сердечно обнимаю тебя и Баттисту.

Франко[193]

.

Уолтеру и Тиди Каммингсам – по-английски

Сирмионе, 16 июля 1958

Дорогие друзья.

Как грустно мне было узнать, что Тиди болела. Как дела сейчас? Теперь ей лучше? Хорошо ли вы проводите каникулы в вашем домике на берегу озера?

Мне здесь хорошо, очень благостно. Никаких фотографов, я их остерегаюсь, как бы они меня не потревожили. До сих пор все хорошо. Разумеется, в моем доме еще трудятся рабочие, ведь они, как ты знаешь, наобещают тебе сделать главные ворота или что ты там им прикажешь, и вот проходит месяц, а их еще нет как нет. Отсюда туда – и ты уже в доме, и тогда они приходят и своими работами пачкают все стены…. Я могла бы их убить!

Надеюсь скоро получить от вас весточки, а пока сама посылаю вам самые-самые дружеские чувства. Насчет Чикаго еще ничего не решила. Мне не нравится идея концерта наполовину. Посмотрим, как бы там ни было.

Обнимаю вас всех и до свидания!

Мария.

Лео Лерману – по-анлийски

Сирмионе, 18 июля 1958

Дорогой Лео!

Какое удовольствие – время от времени получать от тебя весточки.

Что сейчас поделываешь? Отдых или работа? Знаешь, я была так счастлива узнать, что ты, возможно, будешь в Техасе в одно время со мной.[194]. Надеюсь, «Травиата» пройдет как я того желаю. Только одно меня огорчает – жаль, что это будет в Техасе. Не потому что они этого не заслуживают, а просто Нью-Йорк, разумеется, есть Нью-Йорк.

Я здесь, чтобы отдохнуть в моем нвом домике на озере Гарда. Атмосфера тут безмятежная, и, благодарение небу, люди меня немножечко оставили в покое. Я прибуду в Соединенные Штаты 6 или 7 октября, чтобы начать турне с концертами там. В этот раз по крайней мере без записи – ибо я действительно имею намерение отдохнуть!

Ну вот, а теперь я оставляю тебя и желаю наичудеснейших каникул. Обнимай всех друзей и иногда пиши о всех своих новостях.

Сердечно,

Мария.

Герберту Вайнштоку и Бену Мейзельману – по-английски

Милан, 12 сентября 1958

Дорогие друзья Бен и Герберт!