Мария Каллас. Дневники. Письма

Напишу тебе, как только будут новости. Обнимаю вас обоих, а Тиди скажи, что тревожиться не о чем. У меня все хорошо как никогда, и вокально, и морально, и со здоровьем тоже.

Обнимаю тебя.

Мария.

Леди Кросфилд – по-английски

Милан, 23 июня 1961

Дорогая Госпожа,

на этом концерте в Лондоне мы разве что просто посмотрели друг на друга! Надеюсь в следующий раз повидаться с вами подольше. Насчет ваших мастер-классов – должна сказать, что это чудесная идея. Я ее обдумаю и попробую найти время. Мы поговорим об этом, как только я в следующий раз приеду в Лондон.

Примите мою живейшую дружбу, с надеждой увидеться как можно скорее.

Мария.

Герберту Вайнштоку – по-английски

С борта «Кристины», 17 августа 1961

Дорогой Герберт,

в эти дни я особенно остро чувствую твое присутствие – и, уверена, ты тоже чувствуешь мое. Ты был бы счастлив услышать эти представления и увидеть такую «Медею» в идеальном обрамлении. К несчастью, на спектакле не было моего лучшего поклонника и искреннего друга, да вас обоих не было, Бена тоже!

Как ты там? Что новенького? У меня ничего, но я очень хорошо спела. Так непринужденно я не пела в спектаклях уже очень давно. Сам знаешь, закончить «Медею» такой же свеженькой, как раньше, и т. д.!

Говорят, что я выгляжу все лучше и лучше, и, если Менегини перестанет меня преследовать (ты знаешь, что его мания – это слив в прессу!), я действительно буду счастливейшей из смертных.

Пиши мне, пожалуйста, сюда, в Монте-Карло, а я наконец начну читать твою книгу «Опера». Она учит меня многому. Если можешь посоветовать другие книги, пожалуйста, напиши мне их названия или просто пришли. Это лучше, чем цветы.

А тебе – самые лучшие и искренние дружеские чувства, и Бену, разумеется, тоже.

Обнимаю тебя.

Мария.

Уолтеру Каммингсу – по-английски

Милан, 21 сентября 1961

Дорогие Уолтер и Тиди!

Только что, в эти самые минуты получила твои вырезки с известием о смерти мистера Морроу, и не нахожу слов выразить печаль мою. Пожалуйста, окажи мне услугу и передай мои искреннейшие соболезнования его жене.

А мои заботы такие: послезавтра уезжаю в Лондон, а мои адвокаты отправятся судиться и отстаивать мои интересы на процессе с Менегини. Сейчас они пытаются доказать некомпетентность миланского суда. Я собираюсь вернуться в Милан около 26-го. Не думаю, что этот человек когда-нибудь согласится дать мне развод; можешь ли ты объяснить мне, и, очень прошу, точно – если я решусь приехать в Рено, смогу ли оставаться там инкогнито? Прямо сейчас у меня времени нет, но после Ла Скала[232], если здесь ничего не случится, я могла бы. Можешь ли ты оказать любезность, написать мне подробно, где я могу остановиться и как мне провести шесть долгих недель, не умерев со скуки?

Жду твоих новостей, дорогой Уолтер. Благодарю тебя за то, что всегда обо мне думаешь. Привет Тиди, и, пожалуйста, передай мое глубокое сожаление и печаль по поводу кончины мистера Морроу.

Обнимаю тебя.

Мария.

Леонидасу Ланцзунису – по-английски

Милан, 21 сентября 1961

Дорогой Лео,

я подготовила прекрасное письмо, где все ответы на твои вопросы, а потом уже увидела в газетах, что моя нежная мама начинает новую карьеру [в ночном кабаке]. Что я могу сказать, что могу сделать для этой несчастной обезумевшей женщины? Поистине, у меня нет слов, и мне так противно, стоит лишь подумать, что она приходится мне матерью.

Жду твоих новостей, надеясь, что они окажутся хоть немного получше. Обнимаю тебя, как и твою дорогую супругу Салли.

Мария.

P.S. Судя по ее виду, она прекрасно справляется и без моей помощи.

Туллио Серафину – по-итальянски

Милан, 21 сентября 1961

Дорогой маэстро,

вы не представляете, с какой радостью я прочитала ваше письмо, и как мне не хватало вас в Эпидавре; но зато я-то была в блестящей форме, и все спектакли прошли просто чудесно.

Что касается Турина, то я так хотела бы принять предложение. Но, к несчастью, не могу, ибо, кроме «Медеи» в Ла Скала, у меня в грядущем году еще несколько выступлений или концертов за границей, и еще, естественно, много дисков. Я тоже действительно хотела бы, как вы говорите, иметь возможность «творить музыку вместе», верьте мне в этом, но, к несчастью, уже принятые мною на себя обязательства не позволяют сейчас удовлетворить это живейшее мое желание.

Если буду проездом в Риме, приду повидаться. Прошу вас обнять от моего имени особенно вашу Елену и, естественно, Викторию и Донателлу. Сколько правды они могли бы рассказать о Менегини!