Мария Каллас. Дневники. Письма

Как бы мне хотелось, чтобы вы когда-нибудь получили возможность и отважились заявить о том, как все происходило в действительности, то есть что Менегини ничего не вкладывал в мое образование, поскольку, как вы знаете сами, меня создали только ваша мудрость маэстро и моя артистическая воля. Об этом не знает никто лучше вас, и о том, как мне не хватало средств во время моих дебютов в Италии, и как вы, вспомните сами, во Флоренции из-за «Травиаты» без стеснения накричали на меня в присутствии всего хора, потому что мой небрежный вид никак не вязался с образом примадонны, как и нехватка роскоши в одежде – это все появилось позднее, – и если я смогла себе наконец такое позволить, то исключительно на деньги, заработанные собственным трудом. Менегини бахвалится, что он миллионер, но это все мои деньги, и вы это знаете. Бедная я! Не сможете ли подыскать случай и сказать наконец правду?

Обнимаю вас очень нежно,

всегда ваша,

Мария.

Герберту Вайнштоку – по-английски

Милан, 2 октября 1961

Дорогой Герберт!

Всего несколько слов – сказать, что помню о тебе, пусть и не часто тебе пишу. Я восхищена твоей книгой, а ты вместо цветов лучше бы присылал мне любую книгу, которая тебе самому покажется представляющей для меня интерес. Ты мне доставишь огромную радость.

В декабре спою, если Бог даст, в Ла Скала, потом у меня нет окончательной программы, но я тебе скажу. Хочу, чтобы ты знал: я всегда думаю о тебе и люблю тебя, даже если не пишу.

Обнимаю вас обоих.

Мария.

Леонидасу Ланцзонису – по-английски

Милан, 27 ноября 1961

Дорогой Лео!

Я совсем не собиралась с тобой ссориться.

Я ответила на твое письмо, получив известие от моего отца, поскольку он рассудил, что лучше я сперва исполню все свои обязательства артистки в Греции, а уж потом он сообщит мне плохие новости о моей матери. Его письмо показалось мне нелепым и безумным, каким – и ты, увы, сам это знаешь, – оно и является, а больше всего меня уязвило, что она собирается развлекаться, играть, петь, и не смогла найти ничего лучше, заставив нас всех стыдиться ее. Боюсь, что никакого выхода не вижу, ведь дать ей денег и позволить продолжать все эти глупости означало бы вообще все превратить в посмешище. Ты так не считаешь?

В любом случае я сейчас занята моими выступлениями в Ла Скала; потом хорошенько поразмыслю об этом и посмотрю, что тут можно поделать. Тебе – самые дружеские чувства от меня, и обними твою дорогую Салли.

Мария.

Валли Тосканини – по-итальянски

Милан, 13 декабря 1961

Дорогая Валли!

Благодарю тебя за прекрасную книгу о розах – ты дала мне ее, а я только сейчас могу спокойно ее полистать, к несчастью, до сей поры так и не улучив свободной минутки.

Прости, что пишу тебе, вместо того чтобы позвонить, но в эти дни я так напряглась ради премьеры, что немного устала. Кроме всего прочего, я еще мучаюсь от неприятной формы синусита, я им опять заболела, и врач действительно советовал мне не слишком много разговаривать и отдохнуть. В пятницу мне снова идти в больницу для еще одной операции в носу, надеюсь, это не помешает мне выступать. Но даже в этом случае операции не избежать, и, как говорят англичане, «I have got to make the best of it».[233]

Я позвоню тебе в один из первых дней следующей недели; мне бы так хотелось видеть тебя у меня дома и провести несколько часов в твоем обществе, только с тобой и в покое. Снова спасибо за твою вечную дружбу, а еще за то, что ты так любезна с моими соотечественниками-греками.

До скорого. Крепко тебя обнимаю,

твоя Мария.

Грейс Келли – по-английски

Милан, 13 декабря 1961

Дорогая Грейс,

спасибо за восхитительную телеграмму, и я по-настоящему огорчена, что тебя там не было. Уверена, что тебе бы очень понравилось.

Надеюсь, теперь тебе лучше. Меня, к несчастью, все еще терзает мой нос, а 21-го надеюсь сбежать отсюда и, возможно, приеду в Монте-Карло. Обними Альбера и Каролину (Бог знает, что они могли подумать, если б увидели меня в этой опере! Ах, до чего обворожительно было бы выслушать их замечания!).

Обнимаю вас обоих.

Мария.

Эмили Коулман – по-английски

Милан, 15 декабря 1961

Дорогая Эмили,

я так признательна, что никогда не забываешь меня, и желаю тебе всего самого лучшего на предстоящие праздники; а может быть, и увижу тебя совсем скоро, кто знает! Слава небесам, выступления мои проходят чудесно; говорят, что это мои лучшие выходы на сцену. Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь, тебе бы понравилось.

Мои лучшие чувства всем нашим друзьям, и особенно тебе.

Мария.

Эудженио Гара – по-итальянски

Милан, 19 декабря 1961

Дорогие Эудженио и Розетта!