Я очень хотела бы поблагодарить вас лично, однако вас нет дома каждый раз, когда я звоню вам. В эти дни я пыталась отдохнуть немного, ибо еще чувствую нервное напряжение, обычно сопутствующее всем моим премьерам, признаюсь, что никак не привыкну к этим пагубным потрясениям, за которые приходится платить расстройством; они чрезвычайно унижают меня. Не знаю, что ты сейчас напишешь, дорогой Эудженио, но ты ведь сам знаешь – я всегда давала тебе возможность исполнить твой долг и, что бы ты ни говорил, я люблю тебя и всегда буду любить.
К несчастью, в пятницу я опять должна пойти в больницу для операции в носу, это все из-за несносного синусита, который мучает меня уже некоторое время, и, как только сыграем последний спектакль, то есть после 21-го, мне опять нужно туда возвращаться. Представляешь, какая радость!
Будем терпеливы и примем все, как оно есть. Кроме этого, у меня все хорошо, как ты, я думаю, знаешь. Мне не терпится снова увидеть тебя, и не думай, что я не сообщаю о себе ничего нового лишь оттого, что считаю себя уж такой-сякой важной птицей; нет, просто я хочу отдохнуть и поберечь силы, чтобы быть в наилучшей форме и чтобы мое исполнение было лучшим из всех, на какие я только способна.
Как всегда, крепко обнимаю вас и очень признательна за цветы и прекрасные слова.
Ваша
1962
Герберту Вайнштоку и Бену Майзельману
Милан, 10 января 1962
Дорогие друзья Герберт и Бен,
я так счастлива, что вам пришшлась по душе моя запись, и знаю, что она действительно вам понравилась, ведь если уж вам что-нибудь не нравится, вы мне прямо об этом говорите, такая искренность полностью в вашем характере. «Медея» прошла чудесно, и в конце мая, если Бог даст, мы покажем ее еще раз. Сейчас я отправляюсь в путешествие[234]
, а к работе вернусь в конце февраля в Лондоне; 27 февраля у меня концерт в Фестиваль-Холле.Надеюсь вскоре где-нибудь да увидимся, а пока вам обоим – самая пылкая дружба моя.
Эльвире де Идальго
Монте-Карло, 13 января 1962
Дорогая, дорогая Эльвира!
Мне в Милан переслали твое драгоценное письмо, и оно очень огорчило меня. Ты жалуешься, что я не желаю допускать тебя в свою жизнь, и, быть может, ты отчасти и права; ибо в эти последние месяцы мы так редко виделись; но как же ты неправа, когда приписываешь мне в этом некий злой умысел, которого не существует. Дело не в том, что я не хочу допускать тебя в мою жизнь, просто когда я приезжаю в Милан, то обычно, к несчастью, задерживаюсь в нем не больше двух-трех дней, а за эти два-три дня мне всегда надо столько всего сделать, что к вечеру я уже совсем никакая, и мне не удается повидать даже самых дорогих и близких своих друзей – таких, как ты. Я могла бы взять тебя с собой на «Медею», но ты же знаешь, сколько злоключений выпало на мою долю за все это время из-за синусита, и еще, понимаешь, когда болеют, то иногда предпочитают остаться в одиночестве; а зная мой характер так хорошо, как его знаешь ты, можно это понять и простить меня. Но это не значит, что моя любовь к тебе и моя благодарность изменились; нет, в моей душе они только окрепли, ибо с течением времени любовь моих настоящих друзей становится для меня все дороже, а ты мне больше чем подруга, ибо тебе я обязана своей основой, самым моим хребтом – как вокальным, так и сценическим.
Даже если разошлись наши пути-дорожки – духовно я всегда рядом с тобою. Мне хочется, чтобы ты чувствовала это, я хочу, чтобы ты понимала мой характер, может быть, немного чудаковатый, и мне хочется, чтобы ты могла читать в моей душе.
Через несколько дней я уезжаю в долгое путешествие, но, как только вернусь и буду в Милане, сразу тебе позвоню, и тогда мы долго пробудем вдвоем, ведь я тоже так этого хочу.
Ты навсегда в моем сердце, и я крепко обнимаю тебя.
Уолтеру Каммингсу
Монте-Карло, 2 марта 1962
Дорогие мои Уолтер и Тиди!
Получила ваше письмо и искренне надеюсь, что получится не разминуться с вами в Монте-Карло. Рада узнать, что у вас у всех все хорошо.
Как и у меня, за исключением проблем с синуситом, хотя сейчас я уже совсем от него вылечилась и готовлюсь к турне по Германии – если Бог даст – 12 марта Мюнхен, 16-го Гамбург, 19-го Эссен и 23-го Бонн.
Мой концерт в Лондоне прошел замечательно, а вот критики оплевали все вокруг, включая и само мое появление на сцене!
Они написали, что у меня слишком красивый, элегантный, задорный вид, и публика поистине чрезмерно восхищается мной! Что вы на это скажете?
Что касается Менегини, он пытается выйти на полюбовное соглашение. Но и тут все, как водится, складывается в его пользу, и нет никакой гарантии, что он, со своей стороны, не станет судиться со мной и в будущем.
Итак, мы снова боремся! Надеясь на лучшее. Тем более что в принципе согласия мы достигли. Каким образом можно подписать документы в Алабаме? Ты что-то замечал об этом в одном своем письме, но я не могу его найти и не помню, надо ли их подписывать в присутствии свидетелей и что-нибудь в этом роде.