Мария Каллас. Дневники. Письма

Серафин для меня – был и всегда будет – мой Маэстро, и я всегда буду на все готова ради него. Но вы знаете, что с Римской оперой у меня тяжба, мне не хотелось бы вообще затевать этот процесс, потому что я не верю в справедливый суд о том страшном вечере, когда давали «Норму». Но в то время муж мой настаивал, и я поддалась на его уговоры. Марио Миссироли[250] знает все об этом, он близкий друг и джентльмен, что в наши дни большая редкость.

А еще, дорогой друг, я очень хотела бы обладать остротой вашего пера, уметь выражать мысли, как умеете вы, а я не могу, простите меня.

Что мне сделать, даже если эта тяжба разрешится, где мне взять силы, чтобы выйти на арену со львами, притом что публика отныне уже не ожидает искусства, а довольствуется жестокими и тяжелыми боями?

Я хотела бы провести с вами несколько часов. Хотела, чтобы вы узнали, какое прекрасное и трудное прошлое было у меня в Ла Скала. Лживые статьи в прессе, несправедливость. Муж. Тогда-то вы и увидите зияющую рану, увы, до сих пор кровоточащую, которая, должно быть, полностью так никогда и не зарубцуется. Вы скажете, что я преувеличиваю. Возможно, так и есть. Но каково тому, кто, подобно мне, посвятил музыке всю жизнь свою, веря в мир музыки, но главное – веря в мир идеальный, который и открывается настоящей музыкой, выйти на арену со львами – тогда вы немного лучше поймете меня. Если в эти дни я проездом буду в Риме, то позвоню вам, и мы встретимся.

Теперь обнимаю вас, и передайте привет вашей супруге. Мне всегда становится стыдно за моего мужа, стоит лишь вспомнить, как он написал вам. Я не знаю точно, что именно. Я узнала об этом от доктора Ди Мариа.

Вот видите, я была в неведении обо всем, что делал Менегини, и как знать, сколько еще унизительных уверток мне неизвестно. Может, так и лучше.

С горячей дружбой,

Мария Каллас.

1963

Леонидасу Ланцзонису – по-английски

Монте-Карло, 9 января 1963

Дорогой Лео!

Моя дорогая матушка со своими похождениями на меня еще и в обиде. Я уже посылала тебе ее пенсию. Прости, что докучаю тебе этим. Хочу, чтобы ты сказал им, что я никогда не отказывалась ее содержать, сам это знаешь, но мне невыносим ее бесконечный шантаж и громогласные клеветнические выпады. Все это, видимо, будет продолжаться и дальше, сколько бы денег я ей ни давала. Она нашла себе, с позволения сказать, друзей, которые дают ей скверные советы и заставляют мелькать в телепередачах и рассказывать о книге,[251] да ко всему прочему еще и, как сам помнишь, выступления в ночном клубе.

Так вот, скажи ты ей, Леонидас, что я назначаю ей содержание (органы социального обеспечения утверждают, что ей нужно по 65$ каждые две недели!), но пусть она живет тихо и спокойно (благопристойно, то есть ей надо измениться!), окончательно скроет свою жизнь от дурных глаз и прекратит быть постоянным источником позора для своей семьи и друзей. Настоящих друзей, как ты и другие. А не для шантажистов, с которыми связалась. Посылаю тебе для нее по 200$[252] в месяц, а она должна перестать лить на нас хулу, иначе я перестану давать ей деньги, и изменить это решение меня уже не заставишь никаким шантажом. Пожалуйста, внуши ей, что, относись она ко мне как настоящая мать, как было давным-давно, – я бы дорожила ею, и, несомненно, это ей было бы выгодно во всех смыслах. Но такими безумными выпадами, угрозами и позорным поведением она сама разрушила собственную жизнь, и нашу тоже, заставив нас стыдиться ее.

Сделай что сможешь, Лео, и сразу дай мне знать. Если она больна (психически), то скажи мне, необходимо ли поместить ее в соответствующее учреждение [специальное] в Европе, туда, где это не слишком дорого. Я не знаю, что делать, но, прошу тебя, помоги мне.

Вспомни, Лео, я ведь независима. Я зарабатываю себе на жизнь и ни у кого не хочу просить денег. Ты только сейчас узнаёшь мой характер, Лео, я уже не молода, и здоровье не позволяет мне работать с такой же полной отдачей, как раньше. Пожалуйста, не говори этого никому, Лео.

Муж продолжает меня изводить, несмотря на то что украл половину моих денег, переводя всё на свое имя, после того как мы поженились. Потом он накручивал скандалы и пользовался ими, чтобы защищать меня в судах, тем самым сохраняя у себя мои деньги.

Италия не Америка, я была идиоткой, что выходила замуж за него в Италии, и вдвойне идиоткой, что ему доверилась.

Но должна же я все-таки позаботиться о моем отце, матери и, конечно, еще о сестре. Я старею и уже не могу работать так же много, как раньше. Мне не нужно ничьих денег, кроме моих заработанных, иначе кто подумает обо мне самой в тот день, когда, Господи, спаси и сохрани, я окажусь в нужде?

Как-нибудь, Лео, мы найдем время поговорить по душам, и ты узнаешь много интересного, чего даже не можешь вообразить.

Я лишь молю Бога, чтобы мои нервы держали удар. Я немного устала все время бороться, всю жизнь, а особенно теперь, когда вроде бы можно наслаждаться покоем и комфортом.