Помни, пожалуйста, что все эти интимные подробности должны оставаться между нами, и только между нами, поскольку я говорю с тобой как с родным отцом. Моему настоящему отцу я не хотела бы этим докучать.
Люблю тебя всей душой, Лео, и поклонись твоей Салли, и подумай, что ты можешь сделать, чтобы прекратить эту грязную историю так или иначе.
Напиши мне, пожалуйста, и прости, что огорчаю тебя, но для меня ты как второй отец.
Самого тебе доброго!
Эльвире де Идальго
С борта «Кристины», 12 января 1963
Год у меня выдался трудный. Синуситом уже не болею, но после него во мне остается столько комплексов и сомнений, надеюсь, ты понимаешь. Я почти победила его, но еще не до конца. Чтобы исцелиться, и в моральном плане тоже, я должна так много работать. Слава богу, все прошло роскошно. Я вернулась к своему старому репертуару и победила.
Как мне хотелось бы обладать твоим темпераментом. Я родилась слишком чувствительной, слишком гордой, но слишком хрупкой. Странно как-то все. Менегини обошелся мне дороже, чем я могла вообразить. И хоть бы меня в покое оставил? Нет. Он хочет меня доконать. В любом случае я благодарю Всевышнего, что даровал мне здоровую нервную систему и здоровый дух, иначе я уже сошла бы с ума.
Дорогая, не беспокойся, если мое письмо тебя расстроит. Ты, столь дорогая для меня, – моя отдушина.
Джакомо Лаури-Вольпи
Милан, 25 января 1963
Очень дорогой и прославленный коллега,
я получила ваши дорогие письма и хотела было немедленно ответить, но помешала операция по удалению грыжи, перенесенная мною недавно. Ничего серьезного. Но я знала, что надо это пережить, и вкупе с другими причинами, о которых я уже писала вам из Монте-Карло, это не позволило мне приехать и оказать обожаемому маэстро ту поддержку, о которой вы напомнили.
У меня, дорогой друг, нет физических сил покорять арену со львами. Все гарантируют мне успех, все наперебой подбадривают меня, и вы, Маэстро, и критики, но я так и не смогла забыть тот вечерок в Римской опере и сколько мне пришлось тогда выстрадать.
Возможно, будь мне двадцать или тридцать лет, я отнеслась бы ко всему этому иначе и, возможно, не придала бы такого значения тому, что тогда случилось, и вселяющая воодушевление бодрость духа – так вы пишете – помогла бы мне забыть обо всем и двигаться вперед. Но я больше не способна рисковать, особенно опасаясь получить новые вероятные душевные раны, которые тогда уже не исцелит ничто. Вот что я думаю об этом, по крайней мере, на сей момент. Может быть, в будущем мое душевное состояние и изменится, но сейчас я не знаю, и ни в коем случае не в силах забегать вперед.
Но я хочу, чтобы вы были уверены в одном: что я искренне и очень глубоко признательна вам за все, что вы написали обо мне и за ваше ко мне уважение (а иначе и быть не могло, ведь я знаю, что и вам пришлось много страдать и бороться, отстаивая свое Искусство), и я хочу сказать вам, что никогда этого не забуду. Благодарю и вашу супругу, и завидую вашей семье, ибо нет на свете большей ценности, чем семья.
С горячим чувством дружбы,
Уолтеру Каммингсу
Милан, 26 января 1963
Дорогой Уолтер!
Надеюсь, что у тебя там все хорошо и ты не очень обеспокоен моей операцией. Сейчас все нормально, и надеюсь неделю спустя, начиная с этого дня, снова приехать в Монте-Карло, где займусь долгим и хорошим оздоровлением.
Что касается Кэрол Фокс[253]
, то я ответила ей, что еще не успела принять какое-либо решение. Ей следует подождать, ведь я еще не решила ничего насчет концертов или исполнений опер в Соединенных Штатах.Дорогой Уолтер, сейчас такой период, когда у меня все хорошо, и я не перерабатываю.
Мой муж по-прежнему нечто вредоносное. Тяжба еще продолжается, а он и слышать ничего не хочет о разводе, все твердя обычные глупости. Терпение! Я подумаю, что с этим сделать.
Очень рада, что тебе понравились французские арии[254]
. Надеюсь, у вас у всех все хорошо. Очень часто думаю о вас, и, хотя я не мастерица писать письма, все-таки прошу, не думай, что я забываю друзей. Очень крепко обнимаю вас.Лоуренсу Келли
Милан, 26 января 1963
Дорогой Ларри!
Спасибо за твою телеграмму. Была бы рада написать, что в феврале смогу, но ведь я еще не знаю.
Надеюсь, все складывается удачно для тебя. И у меня все так же, даже учитывая, что выздоровление слишком долго длится. В такой операции, признаюсь тебе честно, нет ничего романтического. Но – терпение! Все позади, и на сегодняшний день обошлось нормально.
Обними за меня всех друзей, а особенно Дэвида Стики [Стикльбера], и, главное, Гатти-Казацца. Скажи, тебе правда все еще 30 или вот-вот стукнет 29?
Дружески,
Клубу Друзей Марии Каллас в Ницце
Милан, 26 января 1963
Дорогие друзья,
я бесконечно благодарна вам за любезные пожелания. Сейчас мне намного лучше, и на следующей неделе надеюсь поехать в Монте-Карло.