Мария Каллас. Дневники. Письма

Дружески,

Мария.

Неизвестному адресату – по-английски

С борта «Кристины», 19 сентября 1966

Дорогой мистер Бин,

я верю в Бога, ибо я дитя судьбы. Я верю в справедливость, хотя видела ее вокруг себя слишком уж редко. Но если мы не будем верить, что от нас останется?

Я восхищаюсь тем, сколько в вас сил. Сочувствую всему, что с вами произошло, но не могу подобрать подходящих слов, чтобы это выразить. Да пребудет всегда с вами Господь Бог, всегда-всегда.

Всего доброго вам!

Мария Каллас.

1967

Терезе Д’ардато – по-итальянски

13 января 1967

Дорогая Тереза!

Тысячу раз спасибо еще и Нино Коста[288] за книгу. Она просто прекрасна. Спасибо, моя дорогая. Я бы хотела сделать подарок одному другу. Можешь ли приобрести для меня еще один экземпляр и отправить мне сюда? Запиши тогда на мой счет.

Насчет книг вообще – не знаю, помнишь ли ты, какие у меня есть (их так мало), но недавно мне подарили Хемингуэя и Шекспира, полные собрания, два огромных тома про Микеланджело (извини за почерк, это я рассеянная от музыки Вагнера, которую слушаю на электропроигрывателе), но я пользуюсь этим, чтобы написать тебе, и посылаю их тебе, иначе сама знаешь, как я насчет писанины, и как не люблю писать! Насчет французских авторов – я могу приобрести их здесь, если посоветуешь мне, кто превосходит обычный уровень.

А поэзию не люблю, и пусть мне будет стыдно за это.

Насчет остального выберешь сама, дорогая, и скажешь, сколько я тебе должна, я пришлю тебе чек и еще, пожалуйста, доверенности.

О моих дружеских чувствах ты знаешь все целиком и полностью; и знаешь это очень давно. Зато ты несправедлива к Бруне[289], полагая, что она плохо влияет на меня, наговаривая на тебя и на других.

Тереза, тебе следует знать, что Бруна прошла со мною огонь и воду, иногда, думаю, попадая в трудные и неприятные ситуации (я тут не сравниваю с тобой или с кем-то еще, это не твой случай). Она умела выносить как мою решительность, так и проявление моих слабостей и болезней; всегда рядом, ни словом не возразив, немая и верная; вероятнее всего, не одобряя меня, но, моя Тереза, это и есть ее уникальное достоинство. Она любит меня и прислуживает мне с простотой и преклонением скорее уникальными, нежели редкими. И поверь мне, я часто превращала ее жизнь в кошмар – но она умела вовремя позволить поступить как хотелось мне, и принять собственные решения, когда и как я считала нужным их принять, так или иначе приспосабливаясь с опасностью для ее здоровья и нервов, и не говоря мне ни слова. Вот это она зря. Тереза, вспомни, что я всегда поступаю так, как мне кажется правильным. Хорошо или плохо? Поживем-увидим. И много раз себе во вред. Но тот, кто любит меня по-настоящему, может меня выносить и верит в меня. Бруна никогда не позволяла себе давать мне советы. Даже когда я ее об этом просила, она колебалась. Еще и поэтому она мне очень хорошо подходит. Она всегда знает свое место, предоставив мне мое, несмотря на все то, что мы с ней пережили вместе, а это часто были ситуации тяжелые и неприятные.

Ты так не можешь. Судьба не свела нас вместе до таких степеней, и ты не умеешь быть такой близкой мне несмотря ни на что. Бруна думает только обо мне, всегда, и часто жертвуя собою, уж поверь мне. Поэтому я не могу взять в секретарши тебя. Ты не так надежна и проста, как она. Ты нервная, тебе иногда неизвестно что взбредет в голову. Ты привыкла вести себя независимо. А мне нужен кто-нибудь надежный, сильный, не такой эмоциональный, как я. Мне хватает самой себя, чтобы еще и разбирать чужие обиды, мне достаточно своих.

Вот видишь, Тереза, между мной и тобой лишь одно препятствие – одна только я. Бруна лишь исполняет приказания, которые я ей даю. Так что всех упреков заслуживаю только я, и никто другой, а она ни при чем.

Не гневись. Перечитай это письмо еще разок, когда успокоишься. Пойми, что пишу тебе действительно я, и будь уверена – твои письма не вскрывает никто, кроме меня лично, всегда только так.

Ты можешь писать все что захочешь, никто этого не увидит. У меня нет секретаря, которого я вызываю, чтобы продиктовать, что мне захочется, как это раньше бывало с тобой.

Тереза, люби меня такой, какая я есть. На мой век выпало немало страданий. Сейчас я немного успокоилась (не знаю, сколько этот покой продлится еще). Жизнь была сурова ко мне, но и доставила мне столько удовлетворения. Но я устала, дорогая моя, и мне нужно время, чтобы прийти в себя, если я когда-нибудь приду в себя.

Бруна рядом, здесь, близкая, бессловесная, полезная, она работает на меня в этой квартирке. А я тоже здесь, работаю одна, и т. п. Все здесь. И она говорит самой себе «вот сейчас ей надо работать» и безмолвно уходит. Вот в чем ее сила и смирение, Тереза, и столько любви и почтения.

Обнимаю тебя, со всеми дружескими чувствами обнимаю. Никому больше их столько не досталось, и если хочешь, то береги их.

Всего самого лучшего.

Мария Каллас.

Бруне Луполи – по-итальянски

С борта «Кристины», 16 февраля 1967